Отправлено: 20.02.16 17:22. Заголовок: ГЕНОН

Все о Геноне собираем здесь

 Отправлено: 20.02.16 17:25. Заголовок: Генона насчет семи б..

 Отправлено: 04.09.16 21:11. Заголовок: ДЖЕМАЛЬ ПРОТИВ ГЕНОН..

ДЖЕМАЛЬ ПРОТИВ ГЕНОНА: ОПЫТ ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ КРИТИКИ

Гейдар Джемаль выступает как радикальный критик Генона, и направляет свою критику не на частные аспекты генонизма, но на всю парадигму геноновской мысли в целом и дает на нее предельно жесткий концептуальный ответ. В данной статье автор ставит целью максимально сжатое резюме критики Джемаля, ни в коей мере не претендуя на исчерпывающее ее изложение.

Прежде всего следует отметить, что Джемаль начинал свой интеллектуальный путь (за вычетом раннего гегельянского периода) как генонист и, как он говорил в одном из интервью, прожил полную идентификацию с доктриной Генона, пока не обозначил для себя точку дискомфорта и расхождения. Джемаль датирует первый импульс к преодолению Генона 1972 годом. Впоследствии он подвергает генонизм фундаментальному пересмотру, и у позднего Джемаля это, наконец, результирует в полное преодоление и опрокидывание геноновской логики и методологии.

Итак, в чем же сущность его критики.

1. Традиция жрецов и традиция пророков: неснимаемый дуализм

Основополагающим, догматическим в топике Генона тезисом является принцип «трансцендентального единства традиций»: Генон постулирует, что все традиции восходят к единой изначальной примордиальной Традиции, проистекают из нее и, в конечном итоге, являются ничем иным, как филиациями и разнообразным выражением этой единой Традиции. Все противоречия, все различия между традициями существуют только на экзотерическом, внешнем уровне, а на эзотерическом, метафизическом уровне все они сущностно едины.

Эта аксиома генонизма понимается Джемалем как фундаментальный подлог и аберрация. Геноновскому монизму и универсализму он противопоставляет радикальную, неснимаемую метафизическую дихотомию двух полюсов — традиции жрецов и традиции пророков. Эта дихотомия — ось всего критического подхода Джемаля, аффектирующая весь строй его мысли (важно отметить, что «традиция жрецов» является чисто техническим термином Джемаля, обозначающим всю совокупность некреационистских, неавраамических традиций, то есть, строго говоря, манифестационизм. Сам Джемаль термин «манифестационизм» не использует, а использует в качестве синонимов к «традиции жрецов» драстические термины «язычество» и «естественная религия»). В свое время Александр Гельевич Дугин, переосмысляя и корректируя Генона, выдвинул тезис о «трансцендентальном единстве языка традиции». В таком случае Джемаль говорит, если угодно, о «трансцендентальном дуализме двух языков» — «жреческого» и «пророческого».

Под таким углом зрения генонизм представляет собой фокус, в котором сходятся все силовые линии жреческой метафизики. При этом Генон, следуя своей универсалистской логике, изо всех сил стремился максимально сгладить, затушевать структурные противоречия между манифестационистскими традициями и монотеистическим креационизмом и представить последний как просто экзотическую версию той же самой интегральной Традиции, просто адаптированную для менталитета людей конца кали-юги. Таким образом, Генон разоблачается Джемалем как апологет жреческой линии, сознательно или несознательно проигнорировавший уникальный смысл авраамического откровения пророков. Соответственно, между генонизмом и жреческой традицией, жреческим мировоззрением, в полемическом контексте Джемаль ставит знак равенства: полемизируя с геноновским традиционализмом, Джемаль полемизирует со жреческой традицией, и наоборот. Это принципиальный интеллектуальный ход Джемаля, который постоянно нужно иметь в виду для понимания специфики его оппозиции к Генону.

Вкратце остановимся на разборе фундаментальных и наиболее акцентируемых Джемалем принципов, лежащих в основе этих двух абсолютно враждебных, взаимоисключающих друг друга традиций.

2. Метафизика жрецов и метафизика пророков

Магистральным вектором метафизики жреческой традиции является стремление к конвергенции, интеграции с чистым бытием и высшее тождество в финальной реальности, в бескачественном Абсолюте, кроме которого нет ничего, который снимает все. На это экстатическое высшее тождество субъекта и объекта нацелены все без исключения жреческие традиции и инициатические школы. Самой наглядной иллюстрацией является индуистская формула «Атман есть Брахман». Медиатором этого тождества выступает «Великое существо», гармонизатор и стабилизатор неравновесия между бытием и логосом. «Великое существо», по Джемалю, — это «Бог» жреческой традиции.

Традиция пророков имеет совершенно отличную от жреческой модальность и привносится в этот мир пророками. Суть монотеистического послания заключается в том, что бесконечный бескачественный Абсолют, который является последней инстанцией восприятия — это «абсолютно» враждебный живому Богу рок.

Согласно Джемалю, откровение разрывает замкнутый круг всеобщего тождества и свидетельствует об источнике, находящемся вне всяких аналогий, объявляет абсолютную войну естественному разуму (опыту, чувствам и т. д.). Вместо субъект-объектного тождества в центр онтологии и антропологии ставится радикальная субъект-объектная дистинкция. Человек в перспективе монотеизма является местоблюстителем от имени абсолютно трансцендентного, скрытого и непостижимого Субъекта, который принципиально не дан ни в образах, ни в аналогиях, ни в сравнениях и является контрапунктом ко всему сущему. Такие явления в рамках ислама, как суфизм (адептом которого, как известно, был Генон) с его холистским, «криптоманифестационистским» принципом «вахдат-аль-вуд-жуд» («единство бытия») расцениваются Джемалем в оптике «чистого монотеизма» как девиация и субверсивное жреческое влияние.

Одна традиция настаивает на чистом бытии, на том, что перцепция есть функция от этого бытия, возникает как некий эпифеномен. Другая же настаивает на том, что все, что нас окружает как предмет перцепции, есть знамение того, что делает саму эту перцепцию возможной. Одна традиция порядка, иерархии, системы, авторитета, ценности и высшей окончательной бессмысленности, потому что она представляет собой раз и навсегда заданную онтологическую программу, которая стирается и возобновляется, вечное возвращение равного. Ему противостоит вторая традиция, традиция антисистемы, традиция революционная, которая ни во что не ставит иерархию бытия, преимущество других эонов времени, противопоставляет эонам времени абсолютное, актуальное «здесь и теперь».

В оптике «традиции Пророков» сущность высшей инстанции онтологии обнажается как «Ничто, которое ничтожит» (Хайдеггер), «дурная бесконечность» (Гегель), бесконечная энтропия, чистая Бездна, «абсолютная динамика экстравертного негатива», а творимая ей реальность — как концентрационная вселенная, преодоление которой является высшим категорическим императивом на пути человечества.

Джемаль резюмирует оппозицию жрецов и пророков следующими словами: «Генон (как мы помним, говоря о Геноне, Джемаль подразумевает жреческую традицию — прим. авт.) описывает реальность как она есть, в то время как ее нужно переосмыслить под другим углом — какой она должна быть. Сущее, которое с точки зрения Генона является „наиоптимальнейшим“ из всего возможного, является фундаментальной ошибкой, которая встроена в программный формат первоположения… бытие — не самодостаточная сверхценность, а вызов и постановка задачи, в ходе которого оно должно быть преодолено».

Это революционное послание заложено, по Джемалю, в откровениях всех монотеистических пророков. Революция пророков — это восстание против реальности, против чистого рока. Именно на этой идее радикальной контр-онтологической революции основан концепт «исторического финализма» Джемаля.

3. Кшатрийская революция против жреческого консерватизма

Философская «линия разлома» между Геноном и Джемалем продолжается по узловой для геноновского дискурса теме «контр-инициации», о которой еще пойдет речь ниже. Первым глобальным проявлением контр-инициации Генон считал так называемую «Революцию Кшатриев (воинов) против Брахманов (жрецов)». Генон расценивает ее в контексте сакральной истории как точку старта «контр-инициации», как первое звено в серии катастроф на пути к «земному аду», к модерну и постмодерну.

Джемаль, отталкиваясь от базового метафизического настроя, оценивает восстание кшатриев радикально иначе. В оптике Джемаля диалектика противостояния жрецов и воинов провиденциальным образом сопряжена с драмой авраамического пророческого откровения. Воины и жрецы — это два фундаментально противостоящих друг другу сознания. Кшатрии — носители героического сознания, воли к новому, к «радикально небывшему», к революции. Жрецам соответствует Мудрость, воля к вечности, к «вечному возвращению равного», воля к бытию. Тысячелетиями жрецы пытались оковать потенциал кштариев, воинов духовными кандалами и запретами, чтобы превратить их в служителей гармонической пирамидальной системы иерархического подчинения, низвести их на функциональную роль жандармов.

Пророки, по Джемалю, приходят, чтобы снять с них магию этих духовных запретов и превратить их в ударный авангард всех обездоленных, чтобы разрешить навсегда онтологическую проблему несправедливости. Дополняя эту тезу, Джемаль указывает на то, что сами Пророки воплощают в себе архетип воина, поэтому пророческое послание приходит в столь глубокий резонанс с кшатрийским «героическим сознанием».

Постулируемая Джемалем утрированная антагонистичность воинов и жрецов, являющаяся социологической проекцией антагонистичности двух метафизик — пророческой и жреческой, несет в себе ключевую важность для всей топики джемалевской мысли. Утверждая антагонистичность воинов и жрецов с одной стороны и пророческой и жреческой традиций с другой, Джемаль на сей раз вплотную подходит с синтезу социологического и теологического аспектов в единой методологии.

4. Геноновская «конспирология» против «конспирологии» Джемаля

Еще раз обратимся к контр-инициации. В дискурсе Генона «контр-инициация» является своего рода «конспирологическим» концептом. Контринициация по Генону — это «активный двигатель грехопадения» и «движущая сила прогресса» в профаническом смысле. Предельно обобщая, геноновская схема состоит в том, что воины восстают против жрецов, потом торгаши, буржуазия, восстают против воинов и, наконец, крайняя стадия — шудры, люмпены, восстают против торгашей. Это последняя фаза вырождения и профанизма.

Джемаль, в свою очередь, отвечает на эту генонистскую конспирологию своей конспирологической теорией, которая на первый взгляд может показаться крайне экстравагантной.

Джемаль выдвигает невиданный для Генона тезис, что «никакого профанизма нет. Профанизм есть некая маска, некое частное явление, которое представляет собой определенную пропагандистскую программу, предназначенную для конфиденционирования сознания наиболее периферийных слоев населения, массовых и широких периферий. Сакральный авторитет никуда не исчез и не мог исчезнуть. Иерократия никуда не исчезла, а существует в гораздо более жестокой тотальной форме». Тактика криптоиерократии состоит в том, что тайный сакральный авторитет ставит системы «заглушек», завес между своей подлинной властью и тем, что воспринимает массовое сознание. В частности, парламенты, либеральные институты, открытое гражданское общество, законы рынка и прочее — все это не более чем система таких заглушек, неких выстроенных ширм, за которыми стоит та же самая реальность. Более того, Джемаль утверждает, что с определенного времени в Европе иерократия сама начала готовить акции типа Великой французской революции для того, чтобы реально сохранить свою власть и чтобы на конечном этапе создать «полностью контролируемое, зомбируемое общество, называемое открытым, гражданским, рыночным». Конечный смысл, телеология этих маневров иерократии сводится к реализации пирениалистского проекта, проекта вечного человека, являющегося отдельной главой в философии и «конспирологии» Джемаля.

5. Смысл Модерна

Таким образом, следуя логике Джемаля, иерократия является подлинным, закулисным автором Модерна. И в то же время, как это ни парадоксально, говоря о метафизике Модерна, Джемаль трактует его как инспирированный героическим сознанием акт восстания против растворяющей стихии универсальной мудрости жрецов. Коренная интенция Модерна трактуется как «фаустовский антитрадиционализм» организатора проекта, будь то в сфере абстрактного умозрения или цивилизационного конструирования. В этом отношении в высшей степени характерна оценка Джемалем Декарта, самого одиозного с точки зрения Генона европейского философа. Декарт по Джемалю — «наиболее близкий «чистому монотеизму» западный философ, поскольку он «бросил вызов европейской пантеистической (манифестационистской, холистской par excellence) традиции, рассматривающей мир как бесконечное единство, перетекающее друг в друга». Декарт сказал, что реальность состоит из двух моментов — протяженности (res extensa) и мысли (res cogitans), несущей в себе потенциал точки оппозиции, противостоящего всему тварному субъекта. Постулируемая Декартом двойственность и делает его наиболее близким ультракреационизму Джемаля и наиболее враждебным подспудному манифестационизму Генона.

Евгений Кауганов

http://poistine.org/dzhemal-protiv-genona-opyt-fundamentalnoy-kritiki

 Отправлено: 07.09.16 14:45. Заголовок: Анастасия Ковальчук ..

Анастасия Ковальчук

Против Джемаля, против Генона: опыт радикальной критики.

К данным размышлением нас - не в последнюю очередь - подтолкнула статья Евгения Кауганова “Джемаль против Генона: опыт фундаментальной критики” (http://www.arcto.ru/)

Радикальный манифестационизм Генона, который рассматривает креационизм как некое недоразумение, выродившееся в догматический экзотеризм и радикальная монотеистическая метафизика Иного Джемаля (рассматриваемая в “Ориентации-Cевер” без конфессиональной приявязки) - это две точки зрения несводимы к какому бы то ни было компромиссу.

Почему это так – в чем абсолютный антогонизм этих концепций - в общих чертах изложено в выше названной статье, довольно подробно в работах Александра Дугина (в частности, в “Философии Традиционализма”) и любопытно в статьях Святослава Вышинского (http://smierc.livejournal.com/).

Нас интересует несколько другой аспект этой проблематики, связанный с возможностью и необходимостью выйти за рамки данного выбора – между манифестационизмом и монотеизмом, ибо не сделав этот выбор, человек рано или поздно, но неизбежно скатиться либо к бездумному повторению чужих мыслей (что особенно характерно для последователей Генона, исключая разве что Юлиуса Эволу), либо придет к догматической религии переднеазиатского генезиса (что, разумеется, гораздо хуже) - исламу или иудаизму.

Рассматривая эту проблематику сквозь призму концепции о Радикальном Субъекте, мы приходим к следующим выводам:

Характерно, что Джемаль, призывая к восстанию против обреченности расстворения в Абсолюте как неизбежности и бессмысленности, к восстанию против рока, коий он видит в “жреческой” идеологии Генона (именуя все манифестационистские учения странным термином “естественные религии”), самим своим монотеистическим концептом устанавливает новый рок, новую неизбежность и фатальность. В этой связи приходится задаваться вопросом: чем человек как "игра Абсолюта ссами собой" и "человек как глиняная кукла" принципиально отличаются? Их метафизическая эволюция (как Великое отождествление себя, как относительной иллюзии (Maya), и Абсолюта, так и осознание себя наместником абсолютного Иного в этом мире абсолютной иллюзии (Nihil) одинаково лишена смысла для Радикального Субъекта как фигуры, находящейся по ту сторону этих двух версий парадигмы Премодерна.

В первом случае, человек теряет свою индивидуальность, вливаясь во всеобъемлющее бытие (причем, возникает вопрос: в чем же смысл Великого Отождествления, если человек В ЛЮБОМ случае тождественен Абсолюту?), во втором – человек воскресает той же самой личностью (в чем заключается милость и обещание Аллаха – но осмелимся спросить: милость ли это?), коя существует здесь и сейчас. Ни первая, ни вторая перспектива не являются, как нам видится путем Радикального Субъекта, не могут быть его метафизической Идеей, ибо сводят человека на уровень вторичного феномена, следствия некоего независимо от него произошедшего события (манифестации/креации), но, что более печально, не сулят ему никакой самостоятельной роли, ибо кто он есть? - либо "частичка" Абсолюта,либо некий рефлексирующий голем, не способный принципиально изменить свою природу, суть и предназначение. Принимая, ту или иную позицию, человек снимает с себя проблему Поиска тем способом, который ему психологически ближе и понятнее. Приняв ту или иную позицию, человек выбирает способ утешения, снимая с себя всякую ответственность (Джемаль отводит роль “утешителей” исключительно жрецам “естественных религий”, однако, мы полагаем, что так называемые пророки и имамы – есть иное издание жреческой касты). Но Радикальный Субъект нуждается ли в утешении?

Наконец, пусть это и не относится к высоким материям, изложенным выше, рассмотрим проекции этих двух метафизических концептов в плоскость Политического. Ни то, ни другое не дает полноценной политической картину мира и идеологическую мотивацию.

Доктрина Генона полностью обесценивает реальность и проповедует аполитичность в самом худшем смысле этого слова (чему и противостоял барон Юлиус Эвола, пытаясьуничтожить политическую инертность традиционализма), обесценивая все социальные институты и социальную иерархичность. Соответственно все идеологические поиски мыслителей, находящихся в орбите “естественных религий” (например, ариософские доктрины) видятся “классическим” традиционалистам как ересь (поелику это отход от геноновской ортодоксии).

Политические воззрения, проистекающие из монотеизма, более политически осязаемы, однако спектр их возможного развития не широк. Это: 1) либо тоталитарный теологический режим (в широком смысле этого слова), не предназначенный ни к какому развитию и созидательному действию, а способный только искать врага, причем “образ врага” – это примитивная карикатура на реальность, совершенно не продуктивная в целом (в этом смысле, интересны попытки Гейдара Джемаля создать политическую теологию, весь интеллектуальный пласт в которую заложил он сам.); 2) либо же радикальный монотеизм опять (как это было в случае протестантизма) “удалит” абсолютного Иного, трансцендентного Бога на столь далекую “орбиту” миропонимания, что вера или неверие уже не будут играть в политической идеологии никакой роли, а политика станет следствием экономической выгоды.

Радикальный Субъект – это субъект политический, однако в совершенно ином смысле. Его Идеология имеет свою логику развития, как и его Метафизика, которая до сих пор проявляла себя лишь фрагментами- как озарений, так и дискурсивных построений.


Consigliere июнь 2011

 Отправлено: 07.09.16 14:48. Заголовок: Вадим Сидоров Крити..

Вадим Сидоров

Критический разбор доктрины Гейдара Джемаля

Итак, обстоятельная работа (в Word получилось 35 страниц), посвященная разбору и опровержению возрений Гейдара Джемаля - опубликована http://sunnizm.ru/article/331/ . В основе эта работа была подготовлена командой НОРМ еще год назад, но опубликовать мы ее решили только сейчас.

Почему?

Мы хотели, чтобы эта работа зачлась нам ради Аллаха, поэтому и при ее написании, и при ее доведении до публики пытались действовать максимально корректно.

Во-первых, год назал перед своим отъездом из России я предложил Джемалю через его людей встретиться, чтобы довести лично до него эти аргументы, т.к. цель в первую очередь заключается в том, чтобы устранить эти заблуждения, а не в том, чтобы его опорочить. Поэтому, перед тем как выставлять эту работу на всеобщее обозрение критикуемому была предложена возможность обсудить и решить вопрос непублично. Но это предложение он проигнорировал.

Во-вторых, после этого мы получили полное право доводить нашу критику идеологии Джемаля до публики и собирались это сделать, однако, отложили предание ее огласке в связи с тем, что у Гейдара Джахидовича начались видимые проблемы с российской властью.

Напомню, что один провластный депутат обратился в Прокуратуру и ФСБ с запросом, предлагающим возбудить уголовное дело против Джемаля, затем последовала попытка перехвата брэнда "Исламский комитет" некими политтехнологами, вирусная атака на сайт ИК и т.п. неприятности. И хотя было понятно, что дело с запросом депутата замяли на высоком уровне, Джемаля благополучно приглашают в подконтрольные Кремлю СМИ и т.п., видимость продолжала оставаться таковой, что Джемаль - человек, выступающий в поддержку вооруженного исламского сопротивления (в т.ч. "Имарата Кавказ"), на которого при этом идет атака "кремляди". Мы уже много лет не скрываем своего скептического отношения к нынешнему формату этого самого сопротивления, в особенности к "Имарату Кавказ" (и это отношение взаимно, что и было не раз публично озвучена сторонами), однако, вписываться в контекст идущего противоборства на стороне "кремляди" принципиально не хотели.

Однако теперь когда Джемаль слил "Имарат Кавказ", а ресурсы последнего начали поливать его грязью, как до этого поливали нас, стало понятно, что все у Гейдара Джахидовича нормально, в том смысле, что ничего ему со стороны "кремляди" не угрожает, высокие покровители его со спокойной душой могут говорить, что он "образумился и исправился", лоялистские исламские СМИ смогут снова, не напрягаясь брать у него интервью.

Именно поэтому сейчас мы считаем себя вправе довести эту работу об опасных заблуждениях Джемаля до широкой публики, не испытывая никаких угрызений совести за участие в травле "исламского мыслителя и оппозиционера" на стороне "кремляди".

И напоследок о жанре. Работа написана достаточно сложным языком, она небезупречна по композиции, и мы это прекрасно понимаем. Наверняка, поймут ее далеко не все, однако, нам важно, чтобы ее поняли те, до кого доходят (во всех смыслах) идеи самого Джемаля, т.к. она расчитана главным образом на эту - интеллектуальную аудиторию. Однако не исключено, что в дальнейшем последуют разъяснения идей Джемаля более популяризированным и доступным языком, предполагающим известное упрощение его возрений с целью сделать понятной их основную суть более простым читателям.

 Отправлено: 08.09.16 23:01. Заголовок: Я полагаю, что путь ..

Я полагаю, что путь Рене Генона был безошибочным
Натэлла Сперанская

РI: Русская Idea посвящает предстоящую неделю Рене Генону – традиционалисту и мистику, чья популярность в консервативных кругах в России 1980 – 1990-х годов сегодня вполне может быть осознана как некий, уже во многом ставший прошлым, феномен. Подобный анализ кажется актуальным по той причине, что сегодня есть многие признаки выхода на историческую арену в качестве весомой силы антиглобалистского консервативного проекта, но не в форме протеста против модерна, а с опорой на национальные составляющие проекта модерна как такового. Мы начинаем разговор о Геноне с известной исследовательницей Традиции, философом и куратором политических и культурных проектов, автором книги «Дионис преследуемый» Натэллой Сперанской.



Кирилл Бенедиктов

Рене Генон – философ, подобного которому трудно найти в истории западной мысли последних веков. Не случайно французский суфий Мишель Вальзан сказал: «Явление Рене Генона — самое большое интеллектуальное чудо со времен Средневековья». Но воспринято ли наследие Генона хотя бы отдельными представителями европейской (в первую очередь, французской) интеллигенции? Понимает ли сейчас кто-то из европейцев Генона?

Натэлла Сперанская

Наследие Рене Генона продолжает будоражить умы французских интеллектуалов, определяя маршруты их мысли. В этом году под редакцией Филиппа Фора вышел сборник «Рене Генон: Зов примордиальной мудрости» («René Guénon. L’appel de la sagesse primordiale»), куда вошли работы ведущих мировых (преимущественно французских) специалистов по изучению трудов Генона. Среди авторов можно выделить Ксавье Аккара, историка идей и автора известного исследования «Генон, или ниспровержение очевидностей: Влияние метафизика на французскую литературную и интеллектуальную жизнь ( 1920-1970)»; Жана-Пьера Бранша, редактора журнала Politica hermetica; Жана-Марка Вивенца, философа, писателя, музыковеда, составителя “Словаря Рене Генона”; Жана-Пьера Лорана, историка, специалиста по Рене Генону; Жана Борелля, неортодоксального теолога, чье сочинение “Реставрация священной науки” недавно стало доступно русскоязычному читателю; Жерома Русс-Лакордера, доминиканского теолога и историка; Сейида Хоссейна Насра, философа и религиоведа, и многих других. Из чего можно заключить, что европейские интеллектуалы не оставляют попыток глубокого осмысления наследия Рене Генона. Более того, Традиционалистская школа, основоположником которой стал “каирский отшельник”, продолжает распространять свое влияние не только на область религиоведения, истории идей, политики, социологии, музыки и литературы, но и на сферу образования. Общаясь на эту тему с одним из ведущих интеллектуалов-традиционалистов XXI века, Сейидом Хоссейном Насром, я узнала, что еще в 80-е годы он вместе со своим соратником Хьюстоном Смитом осуществил почти невозможное – ввел в образовательную программу Американской Академии Религий курсы Philosophia Perennis. Я хотела бы подчеркнуть, что Наср сделал многое для того, чтобы традиционалистский тезаурус стал неотъемлемой частью современного академического дискурса. Его фундаментальный труд «Знание и Священное» сегодня является учебником во многих американских учебных заведениях. Прошу заметить, что речь идет об Америке, где сопротивление scientia sacra наиболее ощутимо. Впрочем, курс традиционализма был недавно включен и в образовательную программу Калифорнийского университета в Дейвисе. Образовательный проект, над которым я сейчас работаю, также включает в себя курс по традиционализму. Если перед нами, традиционалистами, стоит задача воспитания интеллектуальной элиты, мы должны в первую очередь бороться за влияние на образовательную систему.

Кирилл Бенедиктов

Генон, как известно, перешел в ислам, и последним его словом было слово «Аллах». В связи с тревожными тенденциями современности, подъемом агрессивного исламизма не только на Ближнем Востоке, но и в Европе – не выглядит ли роковой ошибкой попытка Генона искать истину в исламской традиции?

Натэлла Сперанская

Я полагаю, что путь Рене Генона был безошибочным. Единственную ошибку совершают те, кто пытаются нащупать связь между его обращением в ислам (что я рассматриваю как один из путей обретения хикма, араб. حِكْمَةٌ, мудрости) и современным ваххабизмом, представляющим собой всецело деструктивное явление и “выкидыш” западного постмодернизма. Безусловно, нельзя не заметить, что многие традиционалисты, взяв пример с Генона, также приняли ислам, и если в своих истоках Традиционалистская школа более тяготела к индуизму (обратите внимание, что свою первую книгу Генон посвятил учениям индуизма), то доминантой современного европейского традиционализма является исламская религия. В свое время я заметила мощную волну интереса к исламской традиции в странах Западной Европы: исламскими исследованиями занимается и международная ассоциация Общество Ибн Араби, имеющая сторонников в более чем 40 странах мира, и интеллектуальная среда, сложившаяся вокруг издания Sacred Web (а это сотни имен, многие из которых не известны в России), выпускаемого Али Лакхани, учеником Сейида Хоссейна Насра, и Исламский Исследовательский Институт, основанный Джозефом Люмбардом, также входящим в близкое окружение Насра, и Лондонский Институт Исследований Исмаилизма и т.д. Почему Генон выбрал ислам? – этот вопрос беспокоит как его сторонников, так и его критиков. «Истинное традиционное мировоззрение, — писал Генон, — всегда и везде является сущностно одним и тем же, в какую бы форму оно ни облекалось». Его рано проснувшийся интерес к восточной, а именно индуистской метафизике, казалось бы, сразу предопределил духовный путь основателя Традиционалистской школы, однако, встреча с шведским художником Иваном Агели (инициатическое имя – Абд эль-Хади), который был последователем Ибн’а Араби и посвященным в суфийский Орден Шазилийя, стала для Генона поворотным событием. Под влиянием Агели он становится адептом того же тариката и принимает имя Абд эль-Вахед Яхья, что означает «Служитель Единого». Любое метафизическое учение, как и любая религия, содержат в себе элементы сверхчеловеческого порядка, а значит, являются путями к Традиции, к истоку Philosophia Perennis, и Рене Генон, убежденный в том, что дух Традиции жив лишь на Востоке, входит в глубинный контакт с одной из его [религиозных] форм – исламом. Призывал ли Генон своих последователей идти по тому же пути, искать его следы на желтых песках Каира, отвергать иные формы Традиции, минуя зов Священного? Мы нигде не найдем подобных указаний. Многие из тех, кто считали Генона высшим авторитетом, сделали другой онтологический выбор.

Кирилл Бенедиктов

Не кажется ли Вам, что идеи Генона в настоящее время утратили свою политическую актуальность, не столько в связи с победой либерализма, концом истории, сколько с новой антиглобалистской волной, правой, но тем не менее опирающейся на переосмысленные идеи национализма, национализм нового времени и в этом смысле на модернизм? Побеждает антиглобализм, но в его модернистской, а не антимодернистской версии, что особенно заметно по Франции?

Натэлла Сперанская

Дело в том, что идеи Рене Генона базируются на вневременных, а значит не подверженных деструкции, принципах. Поэтому утратить свою актуальность они не могут par excellence. Что же касается «конца истории», я скорее вижу не «конец», а всего лишь «историческую паузу», как, впрочем, не наблюдаю я и победу либерализма – вместо нее я нахожу его временную идеологическую доминацию. Пока в современном обществе наличествуют те или иные формы анти-либерального протеста, пока есть попытки создания альтернативы главенствующей политической идеологии (одной из самых серьезных, на мой взгляд, альтернатив является Четвертая Политическая Теория Александра Дугина), триумф либерализма невозможен. Эта идеология победила в прошлом столетии, вначале расправившись с фашизмом и национал-социализмом, затем – с коммунизмом. В нынешнем столетии либерализм сталкивается с новыми вызовами, новыми политическими моделями и новыми идеологическими оппонентами, и для того, чтобы победить, ему прежде нужно узнать, с чем именно он имеет дело.

Кирилл Бенедиктов

В тех силах, которые сейчас теснят глобализм и в Америке, и в Британии, и в континентальной Европе, нет признаков метафизического протеста против современности, в духе Эволы и Генона, но есть стремление использовать идеалы свободы, равенства, братства против элит современного мира. Можете ли Вы назвать трампизм, движение за выход из ЕС, набор всех евроскептических течений, включая подъем Национального фронта Марин Ле Пен в точном смысле слова консервативной революцией? Или же настоящая консервативная революция впереди?

Натэлла Сперанская

Метафизический протест, который привел Генона к оппозиционным отношениям с современной западной цивилизацией, а Эволу – к открытому восстанию против основ современного мира, с необходимостью подразумевает готовность поставить на кон собственную жизнь. Принципы, которым они оставались верны, были не временными категориями, не наспех провозглашенными лозунгами, а столпами их мировоззрения и руководящими началами их бытия. Можем ли мы распознать в нынешних явлениях общественно-политической сферы что-либо подобное? Все перечисленные Вами признаки консервативной революции действительно имеют место, но, на мой взгляд, их явно недостаточно для того, чтобы борьба против глобализма увенчалась долгожданной победой приверженцев консерватизма. Либо проблема заключается в том, что современная политика лишена метафизического измерения (откуда в таком случае взяться метафизическому протесту?), либо антиглобалистские силы не спешат заключать исторический пакт в интересах нон-либерализма и каждая из этих сил выбирает следование своей стратегии, исключающей создание мощного контр-гегемонистского альянса.

Кирилл Бенедиктов

В России Генон неожиданно стал очень популярен на рубеже 80-х – 90-х годов: тогда его активно пропагандировал Александр Дугин, издававший журнал «Элементы». Как Вы считаете, правильной ли была интерпретация идей Генона Дугиным и его (в то время) единомышленником Гейдаром Джемалем – и насколько плодотворной была рецепция его идей русским интеллектуальным классом?

Натэлла Сперанская

Александр Дугин не просто интерпретировал учение Рене Генона, он его постиг, прожил, иными словами, сделал традиционалистские принципы своим онтологическим ориентиром. За каждым его высказыванием стоит опыт, глубокое понимание и готовность к трансцендентному действию. В современном мире есть небольшое число людей, у которых присутствует метафизическое измерение, или вертикаль, некая эйдетическая ось, которая проходит через всю их жизнь, наделяя смыслом каждый жест, каждое слово, каждую мысль. Александр Дугин, Евгений Головин, Гейдар Джемаль, покинувший нас недавно Юрий Мамлеев, являются такими людьми. Это звенья Catena Aurea, “золотой цепи”. “Ноомахия” Александра Дугина, Последняя Доктрина (“Судьба бытия”) Юрия Мамлеева, метафизические горизонты, открытые Евгением Головиным, ”Ориентация-Север” Гейдара Джемаля – это и зов, и приглашение, и вход в Традицию. Благодаря усилиям этих мыслителей идеи основоположников Традиционалистской школы попали на российскую почву и открыли возможность диалога традиций.

Кирилл Бенедиктов

Традиционализм в духе Генона до сих пор востребован в современной России (о чем говорит хотя бы популярность журнала «Волшебная гора»). На Ваш взгляд, эта популярность – явление временное? Или в ней есть некое указание на возможное направление развития русской независимой мысли в будущем? Может быть, именно отношение к Генону и маркирует развилку между направлением развития русской и европейской интеллектуальной жизни?

Натэлла Сперанская

В октябре 2011 года я участвовала в организации события исторического порядка, это был первый международный конгресс традиционалистов под названием «Against Post-Modern World». Не хотелось бы пересказывать события двух дней (в конечном итоге, остались видеозаписи, фотографии, был выпущен двухтомный альманах «Традиция», включающий в себя доклады всех участников), но для меня это был настоящий ритуал, исполненный глубокого смысла. Именно тогда мне пришлось убедиться в уникальности той интеллектуальной среды, которая начала созревать в России еще в 60-е годы, и в “популярности” (хотя я стараюсь избегать этого слова) традиционализма. Реакция наших европейских коллег также говорила сама за себя. Шейхи Абд аль-Вахид и Яхья Серджио Паллавичини (Италии), Клаудио Мутти (Италия), Кристиан Буше (Франция), Лоран Джеймс (Франция) с большим вниманием отнеслись к русской школе традиционализма, созданной Александром Дугиным; его уникальная доктрина Новой Метафизики, которой мы посвятили отдельную секцию конференции, вызвала наибольший интерес и дала основания полагать, что в нынешнем столетии Россия имеет все шансы стать оплотом традиционализма, хранительницей вечных ценностей и центром притяжения для интеллектуалов, готовых разорвать кольца «Пифона современности» и положить начало новой эпохи.

После конференции “Against Post-Modern World” я находилась в уверенности, что мы наблюдаем появление иного типа человека – героического, волевого, духовно ориентированного интеллектуала, для которого традиционализм является активной позицией, подразумевающей бунт против современного мира и царящей в нем десакрализации. Увы, многие из тех, кто пытались «оседлать тигра», попали прямиком в его пасть, что, на мой взгляд, свидетельствует о том, что заветам Рене Генона и Юлиуса Эволы они следовали только на словах. Традиционализм не стал частью их экзистенции, не вошел в кровь, не превратил их в стрелу духа, которая неуклонно летит к цели, не зная никаких преград и остановок. Безусловно, есть и исключения, но, как Вы понимаете, они редки.

Несмотря на так называемую “популярность” традиционализма, невозможно обойти вниманием тот факт, что для большинства людей слово Традиция превратилось в синоним совокупности правил поведения и обычаев прошлого (в отдельных случаях мы имеем куда более несуразный вариант в виде Традиции, сведенной к самоварам и сарафанам), в то время как Традиция была и остается метафизической реальностью, превосходящей время. Это инициатическая «передача» вечных и неизменных принципов, духовного наследия человечества, сохраняемого на всех этапах развертывания иероисторического процесса. Читая фрагменты, оставшиеся от наследия Ферекида, мы прикасаемся к Традиции, о которой сегодня имеем самое скудное представление. Открывая поэму Парменида, мы прикасаемся к Традиции. Традиция приглашает нас зажечь свой внутренний огонь посредством Авесты и Упанишад, Египетской книги мертвых и Дао дэ цзин, Теогонии Гесиода и орфических гимнов. Мы слышим зов Традиции в божественной Литургии и колоколах святого Афона. Мы входим в другое состояние сознания при размышлении над книгами Анри Корбена, в свою очередь, воспламененного великим Сохраварди. И только когда мы воспламеняемся сами, мы начинаем реагировать на инверсию традиционной мудрости – отвергая Zeitgeist и постулируя необходимость в хроноклазме, или “времяборчестве”; мы открываем в себе способность распознавать тонкое и грубое; мы овладеваем искусством “выдержать жизнь в мире, не имеющем смысла”, в мире, где каждый поверил приговору “Бог мертв”; мы начинаем двигаться без опоры, тем самым становясь опорой для этого мира (который, я Вас уверяю, давно бы закончился, не будь тех, кто еще хранят верность Традиции). Иными словами, когда мы воспламеняемся сами, мы становимся традиционалистами.

http://politconservatism.ru/interview/ya-polagayu-chto-put-rene-genona-byl-bezoshibochnym

 Отправлено: 08.09.16 23:02. Заголовок: “Интегральный традиц..

“Интегральный традиционализм” – это достаточно элитарная и, в этом смысле, достаточно маргинальная философия
Аркадий Малер

РI: Публикация беседы Кирилла Бенедиктова и Натэллы Сперанской о Рене Геноне вызвала оживленную дискуссию среди читателей нашего сайта. Высказывались и сомнения в безусловной ценности генонизма, и критика прозвучавшей в этой беседе апологии французского мыслителя. Русская Idea всегда стремилась избегать одностороннего освещения сложных сюжетов, полагая, что истинный консерватизм не боится споров и разнообразия мнений. Поэтому сегодня наш разговор о Геноне продолжает известный православный мыслитель, публицист, основатель проекта «Катехон» Аркадий Малер, придерживающийся альтернативной точки зрения на наследие Рене Генона.



Любовь Ульянова

Уважаемый Аркадий Маркович! Как лично Вы относитесь к Рене Генону и его традиционализму? Насколько совместим, с Вашей точки зрения, Генон с христианством?

Аркадий Малер

В юности я долгое время был ревностным сторонником так называемого интегрального традиционализма, разработанного Геноном, и пытался синтезировать его с православным христианством, но однажды мне стало очевидно, что между ними есть сущностное противоречие и, с православной точки зрения, учение Генона – это, конечно же, явная ересь, весьма соблазнительная для людей правоконсервативной ориентации. Не случайно в свое время через увлечение Геноном прошел даже будущий иеромонах Серафим Роуз. Но это явная ересь потому, что противоречия с христианством у Генона лежат на поверхности – для него не существует теистического Бога-личности и Иисуса Христа как Богочеловека, пришедшего искупить и спасти все человечество, для него нет даже самих понятий искупления и спасения, нет Церкви как единственного пути этого спасения.

Бог Генона – это фактически то самое безличное трансцендентное начало, из которого проявляется весь имманентный мир в своеобразной субъект-объектной иерархии, весьма напоминающий Единое-Благо неоплатоников или Абслют немецких идеалистов. Восходить к этому Абсолюту можно посредством практически любой религиозной традиции, погружаясь в ее эзотерическое учение, но, при этом, не конфликтуя с другими традициями, потому что все они, в конечном счете, сводятся к некой сверхисторической, интегральной или примордиальной Традиции с большой буквы, которая когда-то была утрачена человечеством и уже никак не может быть восстановлена в полном объеме.

В этом смысле учение Генона – это самый настоящий гиперэкуменизм, но только не “слева”, подобно прогрессистским синкретическим проектам типа бахаи, а “справа”, как бы с позиции самой, так называемой, Традиции. При этом весьма показательно, что если Генон с большим почитанием пишет о таких мистических традициях, как веданта, даосизм, герметизм, каббала, суфизм и т.п., то о православии он практически ни разу не вспоминает и само традиционное христианство отождествляет только с католицизмом. Сам Генон, будучи католиком, принял ислам суфийского толка, получил новое имя Абдель-Вахид Яхья, то есть “служитель единого”, хотя по своим взглядам был даже ближе к адвайта-веданте, что с радикальным суфизмом вполне сочетается.

Так что с христианством сам Генон порвал и создал собственное метафизическое учение, в своих сущностных основах альтернативное христианству.

Любовь Ульянова

Чем обусловлена популярность идей Генона в России 1980 – 1990-х годов, насколько плодотворна оказалась рецепция идей Генона? Как Вы в этой связи относитесь к интерпретации идей Генона Александром Дугиным и Гейдаром Джемалем, учитывая разницу их подходов?

Аркадий Малер

Относительная популярность генонизма в постсоветские годы объяснялась тем, что это учение удовлетворяло сразу двум острым потребностям многих ищущих людей того времени – с одной стороны, религиозно-философским поискам максимально эзотеричного и элитарного знания, объясняющего все и вся, а с другой стороны, поискам оптимальной мировоззренческой базы под антилиберальные и, шире, антипрогрессистские настроения. Но здесь нельзя не заметить, что определяющую роль в популяризации и, что еще важнее, политизации самого имени Рене Генона в России тогда сыграл именно Александр Дугин – если бы не он, то это имя сегодня было бы известно разве что немногим специалистам.

Однако Дугин, конечно, пропагандировал вовсе не чистый генонизм, за что его критиковали более последовательные сторонники Генона, а свой собственный идеологический синтез, вроде бы основанный на учении Генона, но также включающий в себя идеи так называемой гиперборейской мистики, оккультного герметизма, сакральной географии, евразийства и консервативной революции, причем, как известно, в ее наиболее радикальном изводе – национал-большевизма. Синтез Дугина можно было бы назвать, своего рода, “политическим генонизмом”, но дело в том, что, исходя из логики самого Генона, никакое полноценное позитивное политическое действие, предполагающее восстановление изначальной Традиции, абсолютно невозможно – современный мир находится в состоянии Кали-Юги и никакая “консервативная революция” его не спасет.

Для Дугина, чье мировоззрение полностью ориентировано на активное политическое действие, такой подход был также невозможен, но ведь и сам “интегральный традиционализм” не ограничивается Геноном, а продолжается в одном из его последователей, итальянце Юлиусе Эволе, который как раз был ярым апологетом политической активности, проповедником “революции против современного мира” и “языческого империализма”, дошедшим до того, что цель оправдывает все средства и ради консервативной революции вполне можно блокироваться с самыми деструктивными инфернальными силами, что называется, “оседлать тигра”, а эта логика позволяет ради святой цели восстановления вроде бы традиционного общества поддержать самые что ни на есть антитрадиционные явления и движения, и именно так объясняется и оправдание большевизма, и заигрывание с постмодернизмом – “гулять, так гулять”.

Ну и, конечно, эта стратегия идеально сочетается с гностическим подходом, в котором часто упрекают Дугина и его интерпретацию христианства. Поскольку же очень многие люди узнали Генона исключительно в контексте дугинского идеологического синтеза, то это имя стало для них неотделимо от этого контекста и нередко можно услышать, что Генон – это чуть ли не один из идеологов фашизма или евразийства, хотя в реальности он был совершенно аполитичен.

Если же говорить о Гейдаре Джемале, то его генонизм по форме не сильно отличается от дугинского – он также представляет своеобразный “политический генонизм”, но по содержанию между ними принципиальная разница, потому что Джемаль – исламист и, в этом смысле, значительно комплиментарнее Абдель-Вахиду Яхья, чем сам Дугин. Однако так же как и сам Генон был, скорее, ведантистом-суфистом, чем обычным мусульманином, так и мировоззрение Джемаля, судя по его программным текстам, в частности “Ориентация – Север”, не исчерпывается последовательным исламизмом и включает в себя как элементы европейской гностической эзотерики, так и чисто левых политических идей. Если Дугин пытался привлечь геноновскую метафизику к созданию русско-евразийской консервативно-революционной идеологии, то Джемаль то же самое делал в отношении исламистской идеологии.

Оба примера показательно отражают сущностное противоречие “политического генонизма” как такового. Во-первых, как я уже заметил, настоящий генонизм не предполагает никакой политической активности и любая попытка спроецировать его в политическую идеологию возможна только при отрицании его ключевых положений, так что лучше уж говорить об эволаизме. Во-вторых, из генонизма никак невозможно спроецировать единую мировую идеологию, поскольку каждый такой идеолог неизбежно будет настаивать на эксклюзивности своей традиции, и наличие общего врага в виде абстрактного Запада или конкретной Америки здесь никак не поможет. Иными словами, на основе генонизма и даже эволаизма никак невозможно создать единую альтерглобалистскую идеологию справа, так называемый “правый” или “консервативный” интернационал: все национальные, геополитические, религиозные противоречия никуда не делись и для правых консерваторов они имеют определяющее значение, в отличие от левых и либералов. И, наконец, в-третьих: вряд ли нужно доказывать, что, в сравнении с марксизмом или либеральным позитивизмом, “интегральный традиционализм” как таковой это достаточно элитарная и, в этом смысле, достаточно маргинальная философия, и на месте “интегральных традиционалистов” честнее и вернее создать новую религию, чем предлагать учение Генона и Эволы в качестве надрелигиозной философии.

Любовь Ульянова

Не кажется ли Вам, что идеи Генона в настоящее время утратили свою политическую актуальность, не столько в связи с победой либерализма, концом истории, сколько с новой антиглобалистской волной, правой, но тем не менее опирающейся на переосмысленные идеи национализма нового времени и в этом смысле – на модернизм?

Аркадий Малер

Как я уже заметил, генонизм в чистом виде – это аполитичное и, в определенном смысле, даже антиполитичное учение, поэтому вопрос о его политической актуальности некорректен. Если же говорить о политическом генонизме в любой его версии, как у Эволы, так и у Дугина или Джемаля, то, с моей точки зрения, популярность этих идей будет прямо пропорциональна возрастанию цивилизационных кризисов. Есть такие идеи, которые на массовом уровне востребованы только в кризис и поэтому ориентированы на кризис, в относительно стабильной ситуации они просто потухают. Поскольку никакого единого политического генонизма нет и не может быть, то и сравнивать его с масштабными интернациональными идеологиями не совсем корректно. Но вот у отдельных, этнорелигиозных изводах политического генонизма вполне может быть свое будущее, и такие изводы, к сожалению, достаточно актуальны.

Посмотрите, что такое идеология Эволы? – это же метафизическое оправдание европейского неоязычества, это готовая доктрина для объединения всех европейских неоязычников в свой вариант Евросоюза, и если они только не переругаются из-за вопроса о государственных границах и о том, чье язычество истиннее, то рано или поздно эволаизм проявит себя как чуть ли не основа европейской идентичности. Вспомните идеолога французских “новых правых” – Алена де Бенуа, он же полностью работает в этом направлении, и если таким “новым правым” удастся найти оптимальный баланс между всеми взаимными национальными претензиями, то, теоретически, у них может получиться.

С генонизмом Джемаля ситуация сложнее, потому что исламизм в целом чрезвычайно закрыт для каких-либо идеологических синтезов, а все концептуальные построения Джемаля могут реально привлекать только ищущих европейских интеллектуалов, включая русских или американских, интересующихся “загадочной восточной религией”, а не аутентичных представителей этих религий. В частности, Джемаль ориентирован на интегральный ислам, игнорирующий доктринальные противоречия между всеми его основными конфессиями, а реальный ислам исполнен внутренних конфликтов. И тогда кто такой Рене Генон для тех же ваххабитов и иголовцев – это же суфий, да еще и открыто увлекающийся индуизмом, то есть просто неверный.

Если же говорить о политическом генонизме Дугина, то, по моему убеждению, именно в России он может быть не менее популярным, чем эволаизм на Западе, и, при иных субъективных и объективных раскладах, дугинизм в России давно мог быть сверхпопулярной идеологией, со своей большой партией и прочими возможностями, но, прямо скажем, Господь не попустил и пока не попускает. Чтобы не уходить в обсуждение Дугина и оставаться в рамках обсуждения Генона, скажу только, что один из факторов, мешающих дугинскому евразийству стать достаточно популярным – это, конечно, сам генонизм, философия весьма эзотеричная, элитарная и до сих пор весьма экзотичная для абсолютного большинства потенциальных дугинских адептов. И если его фанаты не задаются вопросами о том, как сочетать эту странную синкретическую философию с православием и почему, по мнению Дугина, “самым правильным, самым умным и самым главным человеком ХХ века” является не какой-нибудь русский православный святой, а французский мусульманин, то у людей, не испытывающих априорного очарования дугинской “магией”, такие вопросы неизбежно возникают. Между тем, синтез Дугина, конечно, был более актуален и востребован в 90-е годы и даже отчасти в нулевые, и именно потому, что наша страна так или иначе выздоравливает и стабилизируется, этот специфический синтез утрачивает политическую актуальность. Чем менее стабильной будет наша страна, тем более востребован будет и сам дугинизм.

Любовь Ульянова

Можно ли сказать, что побеждает антиглобализм, но в его модернистской, но не контр-модернистской версии, что особенно заметно по Франции?

Аркадий Малер

По поводу победы антиглобализма в какой-либо версии – это все-таки преждевременная оценка. Пока можно сказать только о том, что фукуямовский “конец истории” точно сорвался и либеральный глобализм погряз во множестве кризисов, но еще не проиграл окончательно. Я согласен с тем, что реально ведущую роль в современном антиглобализме играют национально ориентированные движения, пытающиеся пролонгировать существование национальных государств Нового Времени так, как будто никакого Постмодерна не было, и победа Brexit – это явный прорыв такого движения.

Но я не верю в то, что глобальные исторические тенденции и вызовы могут споткнуться всего лишь о какие-либо нации и национальные государства. Я готов согласиться со Шпенглером в том, что мировая история – это история войн, но это история войн не государств и наций, а глобальных, универсальных мировоззренческих проектов, глобальных религий, философий и идеологий, и большинство настоящих империй распадалось не столько из-за внутренних сепаратистских настроений, сколько из-за столкновения с другими империями или, скажем так, имперскими проектами. Реальная перспектива сегодняшних национальных движений в Европе весьма туманна, и по одиночке они никак не смогут противостоять ни либеральному глобализму, ни наступающему исламизму. Чтобы победить, всем этим движениям придется составить, не побоюсь этого слова, свой интернационал и предложить свой вариант Евросоюза, а тогда возникнет вопрос о том, что должно быть общей платформой такого союза и даже неоязычество Эволы и Алена де Бенуа, о котором я уже говорил, может быть весьма востребованным. В любом случае – по одиночке не выжить, придется выстраивать свой альтероглобализм. Конечно, я лично очень бы хотел, чтобы такой платформой было не неоязычество, а идеология христианского консерватизма, аналогично ранним идеям христианской демократии, с которых начинал Евросоюз и от которых уже ничего не осталось. Насколько это реально – отдельная долгая тема, но либо Европа сплотится вокруг христианской идентичности, вокруг Креста, либо ее не будет. Замечу только, что это совсем не обязательно предполагает какой-либо церковный экуменизм, речь идет именно о политической идеологии, а все претензии к либеральному глобализму со стороны православных, католических и протестантских авторов – ровно одни и те же, достаточно вспомнить Гаванскую декларацию Патриарха Кирилла и римского папы Франциска.

Любовь Ульянова

В тех силах, которые сейчас теснят глобализм и в Америке, и в Британии, и в континентальной Европе, нет признаков метафизического протеста против современности, в духе Эволы и Генона, но есть стремление использовать идеалы свободы, равенства, братства против элит современного мира. Можете ли Вы назвать трампизм, движение за выход из ЕС, набор всех евроскептических течений в точном смысле слова консервативной революцией? Или же консервативная революция впереди?

Аркадий Малер

Вообще-то существенным сегментом антиглобалистского движения на Западе являются именно религиозно-консервативные силы, тем более, в Америке, и их протест основан на собственной, христианской метафизике, без какого-либо Генона и Эволы. Если же говорить о консервативной революции, то это очень растяжимое понятие, поскольку растяжим сам консерватизм. В моем архаическом понимании революция – это все-таки насильственная смена правящего слоя, а движение Трампа и евроскептики ни к какой революции не призывают – они как раз хотят изменить систему изнутри, то есть ставят на легальный, эволюционный путь изменения системы. Кроме того, их консерватизм тоже достаточно условный, поверхностный, просто на фоне радикального левого либерализма Демократической партии США и Евросоюза нетрудно оказаться консерватором.

Любовь Ульянова

Тем не менее, традиционализм в духе Генона до сих пор является одним из самых популярных течений в современной России (если учесть хотя бы популярность журнала Волшебная гора). На Ваш взгляд, эта популярность – явление временное? Или в ней есть некое указание на возможное направление развития русской независимой мысли в будущем?

Аркадий Малер

Для того, чтобы оценивать популярность какого-либо явления, нужны объективные социологические критерии, а я с такими критериями никакого исследования в отношении “интегрального традиционализма” не проводил. Когда находишься внутри какого-либо движения, то часто кажется, что весь мир о нем знает и только и ждет его победы, а когда покидаешь его, то обнаруживаешь, что о самом его существовании мало кто догадывается. По моим данным, которые могут быть ошибочными, последний номер “Волшебной горы”, где мне когда-то довелось быть членом редколлегии, вышел в 2012 году и никакой особой активности с той стороны я не наблюдаю. Как мне кажется, прежнее генонистское сообщество, не связанное с Дугиным, просто распалось: некоторые люди просто скончались, другие по разным причинам порвали с прежним генонизмом, а третьи ушли к Дугину и тот генонизм, который сегодня наиболее популярен – это именно генонизм в редакции Дугина, как составляющая дугинской идеологии. Дальнейшая популярность “интегрального традиционализма” в его чистом виде вполне возможна, но я напомню, что это все-таки довольно эзотеричная и элитарная философия, чтобы стать массовым увлечением, а на самом рынке элитарных философий у него и так полно конкурентов. Другой вопрос – популярность именно дугинского синтеза, но я об этом уже сказал. Повторю только, что именно геноновская основа этого синтеза мешает его популяризации.

Любовь Ульянова

Часто в симпатиях русских антилиберальных мыслителей к контрмодерным течениям Европы видят признак постмодернизма, именно в силу, казалось бы, малой актуальности контр-модерных идей в современной политике. Как Вы сами относитесь к постмодернизму? Не считаете ли Вы, что постмодерн, в том числе в его неприятных чертах, парадоксальным образом воскрешает многое, что было дорого правым противникам современности? Например, отказ от суверенитета национальных государств во имя некой общеевропейской идеологической вертикали, в данном случае представленной Брюсселем и евробюрократией?

Аркадий Малер

Безусловно, ситуация Постмодерна позволила реанимировать и релегитимировать все формы домодерного, традиционалистского сознания, чем все умные традиционалисты достаточно успешно пользуются, а иные из них прямо предлагают, в духе Эволы, “оседлать тигра” постмодерного хаоса, чтобы однажды укротить его в премодерный космос. Если в 90-е годы к этому первым призывал Дугин, то сегодня это уже общее место.

Однако возникает неизбежный вопрос – какая именно Традиция должна придти на смену Постмодерну? Если это некая абстрактная “интегральная традиция”, то в постмодернистские игры можно продолжать играть бесконечно. Если же это православное христианство, то тогда придется признать, что как мировоззренческая позиция постмодернизм несравнимо больше противоречит христианству, чем классический Модерн и, вообще, многие ценности классического Модерна или “проекта Модерна” были лишь секуляризованной версией христианских ценностей – это и идея личности, и идея единства человеческой истории, и идея объективной познаваемости мира, и многое другое. В то время как постмодернизм отрицает не только эти ценности, но и какие-либо ценности вообще. Поэтому с постмодернизмом весело разрушать что-либо, но с ним невозможно ничего созидать.

Но я считаю, что апофеоз постмодерного хаоса мы уже прошли именно в 90-е годы, и уже с начала нулевых годов началась определенная реакция – реакция стихийная, инертная, невнятная, но именно реакция, и она требует своего идеологического оформления, и в обозримой перспективе мы будем жить в цивилизации, которая будет сочетать в себе элементы и Постмодерна, и классического Модерна, и премодерного традиционного сознания, потому что ничто из этой триады не исчезнет, если только цивилизация не начнет свою историю снова с нуля.

Идея общеевропейской идеологической вертикали, представленной Брюсселем и евробюрократией, — это как раз наследие проекта Модерна с его утопиями о вечном мире и всемирном либеральном или левом государстве, и постмодернистские тенденции как раз разрушают эту вертикаль, как и любую иную вертикаль вообще. Национальные государства здесь должны были служить только временной формой развития цивилизации, так же как советские национальные республики должны были быть временным этапом на пути к общечеловеческой коммуне. Да, проект Модерна возник на обломках проекта универсальной христианской империи и универсальной же Церкви, но только для того, чтобы построить свою универсальную империю. Как писал Иосиф Бродский, умный человек знает, как сквитаться с империей: с помощью другой империи. Стремление сохранить или возродить реальный суверенитет национального государства эпохи Модерна, не переосмысляя ценностные основания самого Модерна, — это также наивно, как делать косметический ремонт квартиры в доме, который приговорен к сносу.

http://politconservatism.ru/interview/integralnyj-traditsionalizm-eto-dostatochno-elitarnaya-i-v-etom-smysle-dostatochno-marginalnaya-filosofiya

 Отправлено: 08.09.16 23:04. Заголовок: Генон и Маркс: единс..

Генон и Маркс: единство противоположностей
Александр Елисеев

РI: Дискуссия о французском традиционализме Рене Генона, которую начали на нашем сайте Натэлла Сперанская и Аркадий Малер, получила неожиданный резонанс в среде наших читателей. Интегральный традиционализм был для многих молодых интеллектуалов первой школой консерватизма в эпоху либерального «конца истории», установившегося в России и в мире в 1990-е годы. Между тем, инициатором самой дискуссии о Геноне стал московский историк Александр Елисеев, который в своей статье, присланной в редакцию еще этим летом, сравнивает Генона с Марксом, обнаруживая парадоксальную близость этих вроде бы полярных фигур. Последователь Генона Юлиус Эвола в свое время предлагал использовать левые протестные движения для свержения либеральной демократии во имя «языческого империализма». Кто знает, может быть, «тигр» марксизма с самого начала хотел быть «оседланным» теми, кто желал бы, в духе нашего будущего героя Освальда Шпенглера, победы людей жизненной силы над людьми духовной истины? Во всяком случае марксизм среди многих альтернативных прочтений допускает и такое.

***

Под красными знаменами – против Модерна

Перу французского традиционалиста Рене Алле принадлежит статья «Генон и Маркс», где речь идет об общем у этих двух мыслителей. И это вызывает недоумение – разве они не являются антагонистами? Рене Генон – жёсткий критик «современного мира», отрицающий прогресс и погруженный в мир Традиции. Карл Маркс – категорический противник религиозной мистики и сторонник дальнейшего ускорения прогресса, которое приведёт к созданию новой формации – коммунистической. Что же здесь может быть общего?

Между тем, Алле указывает на то, что Маркс, как и Генон, был убежденным противником Модерна. Основоположник «научного коммунизма» выступал за уничтожение современного мира и апокалиптическое завершение Истории. И с этим можно согласиться – марксизм и, в самом деле, противоположен, если так можно выразиться, «модернизму». Да, марксисты всегда разделяли все ценности современной цивилизации: «прогресс», «свободу, равенство и братство», «гуманизм» и т. д. Однако они не были удовлетворены тем, насколько полно проявлялась сущность всех современных идей и смыслов.

Революционные марксисты стремились проникнуть в эту «слабо» проявленную суть максимально глубоко – с тем, чтобы достичь аксиологического дна, на котором и лежит самая драгоценная жемчужина. И в этом была их великая ошибка, которая привела к созданию всемирного и предельно разветвленного движения, попытавшегося уничтожить Модерн во имя самого Модерна. Марксисты ошибались (да и сейчас ошибаются) в том, что его суть не выражена полностью. Её выразили полностью – насколько это только возможно. Да, возможным оказалось далеко не всё, и это проявилось в расхождении между словом и делом, термином и реальностью. Так, абсолютного равенства в современном мире нет, более того, есть огромное, порой даже самое ужасающее неравенство. Но само равенство в наличии – в правах и свободах. Да, оно относительно, но ведь ничего абсолютного в этом мире и нет, кроме самого Абсолюта.

Однако марксисты хотели именно Абсолюта, в чем выразилась их религиозно-мистическая натура, существенно отличающаяся от натуры атеистическо-деистической, присущей человеку Модерна. Они увидели Абсолют в современных ценностях, и были даже в чём-то правы, с точки зрения метафизических доктрин Традиции, согласно которым, Абсолют не есть что-то внешнее в отношении реальности, но находится внутри каждой её «вещи».

Они нырнули слишком глубоко, к Абсолюту, даже не подозревая, что стремятся именно к нему. В результате, эти аксиологические ныряльщики пробили дно Модерна и выплыли на поверхность иного мира, которым мог быть только мир Традиции.



«Бессознательный» традиционализм

Мир этот был разрушен в ходе «буржуазных» революций Модерна, однако, продолжал существовать, пусть и качестве руин. И вот на этих руинах марксисты и стали восстанавливать традиционное общество. А восстанавливали они его, сами этого практически не осознавая, что и наложило мощнейший отпечаток на весь процесс восстановления.

Данная «бессознательность» была следствием такого распада, который поразил некогда мир Традиции. Он сам изменил себе, удалился от своих смысловых основ. Сознание людей стало малодоступным для этих смыслов, хотя очень многие люди, в силу своей натуры были объективно весьма близки именно к Традиции. Смыслы до них дошли, но в очень искаженном, ослабленном виде. Поэтому их не осознали, но всё-таки впитали в себя, выразив это на практике — в «строительстве социализма». Отсюда – и партийно-идеократическая догматика, и вождистский неомонархизм, и новая иерархия. Конечно, возрождению способствовала и сила традиционного (пусть даже и разлагающегося) уклада в ряде стран.

Традиционалисты, напротив, вполне осознавали данные смыслы. Но выразить их в области государственно-политической практики так и не смогли. Всё дело в том, что они полностью и безоговорочно отрицали Модерн вместо того, чтобы работать с какими-либо его реалиями, сознательно используя их в целях, совершенно противоположных тем, которые ставили «модернисты». А без этого невозможно было как-то воздействовать на реальность, ибо столь презираемый ими «современный мир» стал уже её неотъемлемой частью (в том числе и потому, что сам мир Традиции утратил необходимую связь со своими смыслами). При этом, были довольно перспективные, в принципе, проекты консервативной революции, предусматривающие задействование неких элементов Традиции. В конечном итоге, к необходимости этого пришёл другой классик традиционализма и тоже весьма жёсткий критик «современного мира» Юлиус Эвола, предложивший «оседлать тигра».

Julius_Evola_1973
Юлиус Эвола
Однако традиционалистский сегмент остался к этому равнодушен. Он продолжал полностью отрицать Модерн, в то же время и находя некую нишу в его пространстве. В результате, не мир Традиции подчинил себе «современный мир», но сам Модерн переформатировал традиционалистов, навязав им вполне модернистское «обновленчество».



Линейный циклизм

На первый взгляд, и у Маркса, и у Генона господствует некая линейность во взглядах на развитие. У первого преобладает восходящая линия, у второго – нисходящая. Маркс видит историю как последовательное восхождение через разные формации, к самой высшей – коммунистической. Генон настаивает на том, что происходит «кастовая деградация», и само человечество неудержимо катится к своему концу, который будет завершением некоего космического цикла.

Проявленное бытие удаляется от Первопринципа, от Истока, в результате чего происходит «уплотнение» мира, нарастает его закрытость от духовных влияний (и, напротив, открытость для инферно). На место качеству приходит количество: «Нисходящее движение проявления и, следовательно, выражаемого им цикла, осуществляющееся от позитивного или сущностного полюса существования и до его негативного или субстанциального полюса, приводит к тому, что все вещи должны принимать вид все менее и менее качественный и все более количественный; вот почему последний период цикла в особенности должен склоняться к утверждению себя как «царства количества». В конечном счете, когда мы говорим, что так должно быть со всеми вещами, то мы понимаем под этим не только тот способ, которым они рассматриваются с человеческой точки зрения, но также реальное изменение самой «среды»; каждый период истории человечества, в точности отвечающий определенному «космическому моменту», необходимо должен коррелировать с самим состоянием мира или с тем, что называют «природой» в самом обычном смысле этого слова и, более специально, с ансамблем земной среды и среды человечества, существование которого, очевидно, этой средой обусловлено». («Царство количества и знамения времени»).

Здесь Генон находится в парадигме индуизма, точнее айдваты-веданты. Саму индоарийскую традицию он считал примордиальной, хотя и исповедовал ислам. Отсюда и жёсткий детерминизм инволюции, он вполне соответствует индуистской картине смены юг – от золотого века Сатья-юги до космической ночи Кали-юги.

Казалось бы, нисходящее движение у Генона господствует, причем однозначно. Но тут не всё так просто. Дело в том, что конец одного цикла означает возникновение цикла нового. То есть, нисходящее движение является и движением восходящим. Отсюда и своеобразный героический оптимизм традиционалистов, которые уверены в «вечном возвращении одного и того же». Бытие, имеющие своим истоком трансцендентный Принцип, в конечном итоге, неподвластно никакой аннигиляции.



Циклическая линейность

Также всё непросто и с Марксом. У него восхождение означает своеобразное возвращение к истокам, к утру человеческой истории. Этим утром является «первобытный коммунизм», для которого было характерно отсутствие социального неравенства, общность имущества и распределение по «потребностям» (пусть и мизерным). Маркс и марксисты, конечно, подчёркивают всю примитивность изначального коммунизма, но он для них все равно является неким прообразом коммунизма «развитого». Не случайно же в своих знаменитых «Философско-экономических рукописях 1844 года» Маркс как бы «проговаривается»: «Положительное упразднение всякого отчуждения, т.е. возвращение человека из религии, семьи, государства и т.д. к своему человеческому, т.е. общественному бытию».

Заметим, что Маркс говорит именно о «возвращении», тем самым, вольно или не вольно, указывая на ретроспективный характер самого коммунизма – как учения возникшего в эпоху Модерна. Разумеется, это возвращение на новом технико-экономическом уровне. Но тут получается такая «презабавная» вещь. По большему счёту, примитивный коммунизм отличается от коммунизма «непримитивного» уровнем развития техники. (Кстати, не случайно у марксистов всё упирается в развитие «производительных сил».) А в структурном плане грядущий коммунизм должен быть все тем же самым изначальным общественным строем, для которого характерны – общность имущества и классовое равенство.

И как бы ни подчёркивали марксисты примитивность изначального коммунизма, но их преемственность от него очевидна. К слову, очень пафосно это проявилось в романе ранних Аркадия и Бориса Стругацких «Возвращение. Полдень. XXII век». В самом конце Евгений Славин восклицает: «Вы знаете, Леонид Андреевич, мое воображение всегда поражала ленинская идея о развитии общества по спирали. От первобытного коммунизма, коммунизма нищих, нищих телом и духом, через голод, кровь, войны, через сумасшедшие несправедливости, к коммунизму неисчислимых материальных и духовных богатств. С коммунизма человек начал и к коммунизму вернулся, и этим возвращением начинается новая ветвь спирали, такая, что подумать — голова кружится. Совсем-совсем иная ветвь, не похожая на ту, что мы прошли».

21



Кибернетическая реинкарнация «первобытного коммунизма»

«Строительство социализма» ставило своей целью создание абсолютно (снова поиск Абсолюта!) управляемой экономики, которая функционировала бы как одно предприятие (В. И. Ленин сравнивал социализм с фабрикой). Предполагалось полное устранение рыночных факторов, которые порождают стихийность, «экономическую анархию». И если вдуматься, то вся экономика (страны и даже планеты) виделась как некая единая хозяйственная единица, совершенно прозрачная взору самого хозяина.

Это было бы, вне всякого сомнения, возрождение первобытного коммунизма на совершенно новой основе. И для такой реинкарнации, конечно, требовался бы особый уровень развития производительных сил. Однако во время реальной практики социалистического строительства последователи Маркса сделали упор не столько на технику (и, следовательно, технократию), сколько на бюрократию. Причин тому много и это, как говорится, тема отдельного разговора. Одним из факторов была необходимость форсированной индустриализации в мобилизационном режиме. Когда же эта необходимость отпала, то встал вопрос о том, кто же будет новым субъектом управления? Выбор был таков – либо надо прибегнуть к «невидимой руке рынка», либо опереться собственно на технику, то есть на автоматизированные системы управления. Победили, в конечном итоге, сторонники рынка, которые вполне логично осуществили реставрацию капитализма в 1991 году. Но ещё до этого они одержали предварительную победу в 1965 году, когда началась т. н. «косыгинская реформа», которая резко повысила роль стоимостных (по сути дела, рыночных) факторов.

Однако у «рыночного социализма» была своя, условно говоря, «киберсоциалистическая» альтернатива. И в 1963 году руководство даже решилось на неё. Тогда вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР, в котором намечалось создание Единой системы планирования и управления (ЕСПУ) и Государственной сети вычислительных центров. Потом для советской киберсети придумали новое название – Общегосударственная автоматизированная система планирования и управления в народном хозяйстве (ОГАС). Руководители страны были готовы реализовать крупномасштабный проект директора Института кибернетики АН Украинской ССР Виктора Глушкова, предлагавшего перевести управление народным хозяйством на электронно-кибернетическую основу. (Помимо автоматизированных систем управления Глушков разрабатывал системы математических моделей экономики и безналичного расчета физических лиц.) По сути, речь шла о том, как сделать планирование не просто директивным, но и по-настоящему научным. Академик предлагал совершенно новую модель управления, которая бы основывалась не на товарно-денежных отношениях, а на строго научном расчете баланса потребностей общества.

Глушков хорошо знал экономическую жизнь страны. Так, в одном только 1963 году он посетил около ста предприятий, лично отслеживая цепочки прохождения статистических данных. Академик выдвинул крайне интересную теорию «информационных барьеров», которая придавала марксизму совершенно технократическое измерение. Согласно Глушкову, человечество пережило за всю свою историю два глобальных кризиса управления.

Первый произошел в период разложения первобытно-общинного строя («примитивного коммунизма»). Тогда усложнение общественных отношений и увеличение потоков информации привело к возникновению товарно-денежных отношений и иерархии.

Но в XX веке наступил второй кризис, отношения усложнились настолько, что человек уже просто стал не в состоянии выполнять все необходимые функции управления. Так, по расчетам академика, каждый должен был (если без помощи техники) выполнять до миллиарда операций в год. Получалось, что даже в современный ему период на планете необходимо было проживание 10 миллиарда человек.

Глушков отмечал: «Отныне только «безмашинных» усилий для управления мало. Первый информационный барьер, или порог, человечество смогло преодолеть потому, что изобрело товарно-денежные отношения и ступенчатую структуру управления. Электронно-вычислительная техника – вот современное изобретение, которое позволит перешагнуть через второй порог. Происходит исторический поворот по знаменитой спирали развития. Когда появится государственная автоматизированная система управления, мы будем легко охватывать единым взглядом всю экономику. На новом историческом этапе, с новой техникой, на новом возросшем уровне мы как бы «проплываем» над той точкой диалектической спирали, ниже которой…остался лежать период, когда свое натуральное хозяйство человек без труда обозревал невооруженным глазом» 1.

Как очевидно, Глушков прямо апеллирует к изначальному «натуральному» состоянию экономики, предлагая вернуться туда, но только уже на кибернетическом уровне. При Хрущеве, который искренне считал возможным скорое построение коммунизма (и открыто обещал его к 1980 году), за эту модель ухватились, тем более, что и настрой тогда был в высшей степени технократический, в соединении с футуризмом. Тем не менее новое руководство ни в какой коммунизм уже не верило, оно думало о том, как бы имплантировать в тело советского социализма западный капитализм, ликвидировав минусы без потери плюсов. Поэтому и стали проводить умеренную реформу, призванную разбавить «административно-командную систему» рыночными отношениями. Советские руководители показали себя никудышными марксистами, они отодвинули на второй план собственно «производительные силы», на первый же выдвинули распределение материальных ресурсов.

В конце концов, эти ресурсы были распределены между функционерами системы – ценой ликвидации СССР.

Как очевидно, марксизм (шире – коммунизм, он ведь бывает и немарксистским) объективно совпадает с традиционализмом геноновского плана. Он также ориентирован на «Золотой Век», хотя отталкивание от религиозно-мистических основ делает традиционализм марксистов «слепым», бессознательным. Но как знать, может быть нынешние и грядущие трансформации, открывающие новые-старые «бездны», приведут к сознательному соединению обеих «противоположностей».

Notes:

Пихорович В. «Актуальность основных принципов построения ОГАС» // «Пропаганда. Научно-популярный журнал» ↩

http://politconservatism.ru/articles/genon-i-marks-edinstvo-protivopolozhnostej

 Отправлено: 08.09.16 23:13. Заголовок: Олег Гуцуляк Против ..

Олег Гуцуляк
Против Джемаля: апология Рене Генона

Доктрину Примордиальной Традиции сформулировал французский философ и математик Рене-Жан-Мари-Жозеф Генон (15.11.1883-7.1.1951) – ученик философа-неотомиста Жака Маритена, автора фундаментального труда «Интегральный гуманизм» (другим известным его учеником и преданным другом был папа Павел VI). Ж. Маритен клеймил способы философствования современных мыслителей (т.н. «модернизм») как «интеллектуальное варварство», «псевдоинтеллигентность», которые подменяют истину самоцельной оригинальностью, претензией на критику, производя «интеллектуальные продукты», подчиненные партикуляризму, материальной активности («грубым силам»), идее культуры (совершенствования человека) как конечной цели, усилению влияния психологии и не имеют отношения к «подлинному разуму» метафизики, к «верховным реальностям и ценностям», проистекающих от Бога.
Позже Рене Генон стал последователем мистика-эзотерика Жерара Анкосса (Папюса). Рене Генон был одно время епископом Гностической церкви под именем Тау Палингениус, но в 1930 г. принял ислам под именем Абдель-Вахид Йахья и уехавший в Каир (Египет), породнившись с представительницей рода Фатимидов. Считается, что посвятил Рене Генона в традиционализм и обратил к исламу шведский художник Иван Агели (урождённый Йон Густав Агели; 1869-1917 гг.), который принял ислам и под именем шейха Абдульхади Ахили аль-Магриби стал главой всех суфиев ордена Шазилийя в Европе.
А. Дугин так характеризует творчество Р. Генона: «… Я согласен с рексонтрукцией Марка Седжвика о том, что Генон вписывается в традицию ренессансного неоплатонизма. Изучая платоников и неоплатоников, я пришел к выводу о том, что именно платоническая топика является основой эзотерических учений всех традиционных конфессий, а также базой христианской теологии. Поэтому я исхожу из признания структурного тождества традиционализма и платонизма… Мир, описанный Геноном как истинный, это платонический мир, построенный по иерархической вертикальной модели. Именно платонизм есть структурное описание традиционного общества, а мир современный – его отрицание» [Дугин А. Дьяволополис (тезисы) // http://against-postmodern.org/dyavolopolis].

***

Заслугой именно Рене Генона во всем оккультистско-эзотерическом движении состоит в том, что он впервые соединил тезисы:
1) есть Примордиальная Традиция;
2) все основные Традиции являются ее частичными ветвями;
3) современный мир является разрывом и отрицанием Традици;
4) для принадлежности к Традиции нужна инициация и цепочка преемственности.
По отдельности один, два, три тезиса встречались много у кого, Например, и у блаженного Августина, и у Сен-Мартена, и у де Местра… Но все вместе эксплицитно их высказал только Рене Генон.

***

Примордиальная Традиция – это изначальное содержание духовности, «первоначальная истина», «изначально целостный комплекс знаний трансцендентного происхождения». «… Для нас Традиция – это победоносное и созидательное присутствие в этом мире мистической силы более могущественной, чем человеческая или материальная, – Духа» [Эвола Ю. О секрете вырождения // http://falangeoriental.blogspot.com/2013/12/blog-post_8063.html].
Впоследствии «примордиальная традиция» распалась на различные духовные традиции. Поэтому Примордиальная Традиция имеет достаточно сложное соотношение с откровением и религией, со священным, с понятием ортодоксии, власти, продолжительности и непрерывной передачи истин, экзотерическим и эзотерическим, так же, как с духовной жизнью, наукой и искусством.
Т.е. представители «примордиального традиционализма» понимают под «Традицией», главным образом, Архетип, сообщающий о присутствии Абсолюта в определённых исторических и политических формах. Последние изменчивы и подвергаются извращениям, превращаясь в свою противоположность, поэтому они ценны лишь как формы, но сами по себе великого и главного смысла не имеют. Смысл состоит, в том, что «… Нечто пребывает вне Времени и имеет прямое отношение к тому, что пребывает во Времени. Иными словами, Традиция — это некое явление Вневременного во временном, Внечеловеческого в человеческом» [Джемаль Г. Революция Пророков. — М. : Ультра.Культура, 2003. – С. 33].
Примордиальная Традиция состоит из истин сверхиндивидуального порядка, которые укоренены в природе реальности, так как было сказано: «Традиция – это не наивная и архаичная мифология, но наука, которая по-настоящему реальна». Она, подобно религии, есть одновременно и истина, и присутствие. «… Укорененная в метафизическом, Примордиальная Традиция также признает как само собой разумеющееся иррациональное, невидимое, эзотерическое и оккультное; в качестве средства удовлетворительных отношений с этим она предписывает символизм и ритуал» [Годвин Д. Толкиен и Примордиальная Традиция (1) // http://evolist.livejournal.com/100096.html].
Сам Абсолют – это не религиозный принцип или noumenon (ноумен), тем более он не теистический бог, а «таинственная область» или dynamis, могущество, Сила, из которого всё произошло и к которому всё вернётся. Именно эта «таинственная область» является тем источником, из которого происходит Примордиальная Традиция как таковая, являясь абстракцией самого Первопринципа (Абсолюта).

***

Как указывает Г. Джемаль, есть т.н. «Большая Традиция» и т.н. «Примордиальная Традиция», и первая по отношению ко второй является «до-Традицией»: «… под метафизикой большой Традиции я понимаю неартикулированное символическое сознание, тесно связанное с принципом Мудрости, которая по преимуществу не нуждается в слове и в понятийной речи … Она была не артикулирована, но это не значит, что она было бессловесна. Характерным модусом проявления неартикулированной мудрости являются гимны. Наиболее архаические, древние гимны – пеаны, некие формы славословия, которые существуют на грани глоссальности» [Джемаль Г. Апория как метод теологического мышления: апористический парадокс «абсолютного объекта», 2011 // http://geidardjemal.livejournal.com/17905.html; http://www.poistine.com/sacral/aporiya-kak-metod-teologicheskogo-myshleniya]. Т.е. изначально была традиция гимнософистская, в основе молитв и медитации лежали гимны, и только позже они трансформируются в поэтическое искусство, затем политизируются, принимают социальную форму, превращаясь в ораторское искусство и в проповедничество, в пропаганду.
Тут следует вспомнить слова И. Канта, который определяет особое сознание, которое по Г. Джемалю следует называть как «до-Традиционное»: «… Музыка, танцы и игра составляют бессловесное общение [выделено нами, – О.Г.] (ведь те немногие слова, которые нужны для игры, еще не образуют беседы, требующей взаимного обмена мыслями). Игра, которая, как утверждают, должна служить только для заполнения пустоты в беседе после трапезы, обычно есть самое главное: она средство приобретения, при котором аффекты приходят в сильное движение; здесь устанавливается некое основанное на своекорыстии соглашение, чтобы грабить друг друга с величайшей вежливостью; и пока игра продолжается, полнейший эгоизм служит принципом, которого никто не отрицает; а от такого общения при всей культуре, которая может сказаться в манерах, вряд ли можно ожидать действительного содействия объединению общественного благополучия с добродетелью и тем самым содействия истинной гуманности» [Кант И. Антропология с прагматической точки зрения / Пер. с нем. – СПб.: Наука, 1999. С.367. – http://elenakosilova.narod.ru/studia/ka.htm].
Х. Ортега-и-Гассет считал, что раньше в человечестве превалировал образно-чувственный способ мышления («не артикулированное символическое сознание»), а еще ранее, на десятки тысяч лет вглубь, – визионерский, присущий ныне индейцам Северной Америки и шаманским народам Северо-Востока Евразии [Ортега – и – Гассет Х. Что такое философия ? / Пер. с испан. Отв.ред. М.А. Киссель. Послесл. Х. Мариаса и А.Б. Зыкова. – М.: Наука, 1991. – С.309]. Сущность «визионерского сознания» состоит в том, что оно транцендирует, а не редуцирует, оно ищет символы, а не «бесплодную конкретность знака», предлагает «знание личности», а не «знание о личности». Визионерство – это то, что осуществляется через прямую и личную коммуникацию между одным и другим живым существом, через общение, не задействованное объективным наблюдением [Хиггинс Р. Седьмой Враг. Человеческий фактор в глобальном кризисе (Главы из книги) / Пер. с англ. // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности / Сост. Л.И. Василенко, В.Е. Ермолаева. – М.: Прогресс, 1990. – С.42]. Реаниматорами «визионерского способа познания» считают себя неошаманисты из Лос-Анджелесской школы культурологии (К. Кастанеда и его последователи).
Конец господства «Большой Традиции» и приход «Примордиальной Традиции» начался, по Г. Джемалю, с Адама: «… когда ангелы возражали решению Всевышнего установить Адама халифом на Земле, Он для того, чтобы посрамить ангелов, научает его именам. То есть открывает ему язык. Вот этот язык Адам приносит как первое откровение, фундаментальное откровение. Кому приносит? Он приносит безъязыкому, животному человечеству «золотого века», которое обладало магическими способностями, телепатией, многими свойствами. И у них не было проблем со средой в те времена. Когда Адам принес им язык, они узнали его благодаря наличию телепатических способностей. Когда же они усвоили язык, у них исчезла магия и телепатия. Кончился «золотой век». И на них во всей ярости обрушились дожди, зной, град, снег и прочие. Тогда-то маленькая часть человечества ушла с Адамом как его община, а большая часть, которую тем не менее перевели на режим языка, создала общество. Его руководителями стали те, кто говорили: «Мы помним, как было хорошо при «Золотом веке». Повинуйтесь нам и мы сумеем вернуть вас туда (в то состояние, из которого Адам вас вывел)». Эти люди, конечно, были жрецами. Они создали ту самую традицию, которая управляет людьми до сих пор, но которой противостоит традиция пророков, традиция Адама» [Гейдар Джемаль: Является ли ислам тоталитарной идеологией с примесью религии? // http://islamreview.ru/est-mnenie/gejdar-dzemal-avlaetsa-islam-totalitarnoj-ideologiej-s-primesu-religii/].
При этом считать о том, какая из «традиций» – жрецов или пророков – является подлинно «Примордиальной Традицией», отдается на откуп самого традиционалиста.

***

Правда, многие не согласятся на такое разделение как «Традиция» и «до-Традиция», поскольку сама Традиция изначальна (примордиальна), её из-начальность («эн архе») не предусматривает ничего иного перед собой.
Поэтому собственно Примордиальная Традиция – это причастность к Трансцендентной Мудрости.
Но эта причастность возможна только через имманентизацию трансцендентного, т.е. превращение «невидимого мира» в «видимый»: Воли – в Представление (по А. Шопенгауэру), Эйдоса – в Миф (по А. Лосеву)…
Выражается Примордиальная Традиция как общая форма сознания только через уникальные и исторические, т.е. временные (темпоральные), презентации – традиции (религии, духовные учения). Тем самым свидетельствуется, что «… традиция не есть неподвижная статуя: она – живая и растет подобно могучему потоку, который тем более расширяется, чем дальше он отходит от истока» [Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии // Гегель Г.В.Ф. Сочинения. – Л., 1932. – Т.9. – С.10].
Мир Традиции, согласно Юлиусу Эволе («Восстание против современного мира», 1934), одному из видных мыслителей этой философской школы, представлен Древней Римской, Греческой, Индийской, Китайской, Японской цивилизациями. Эти цивилизации поддерживали строгую кастовую систему, они управлялись знатными воинами и вели войны, чтобы расширить границы своих Империй: «… Традиционный мир знал Божественную Царскую Власть. Он знал акт перехода между двумя мирами – Инициацию; два великих пути приближения к сверхмиру – героическое Действие и Созерцание; посредников – Обряд и Верность; великую опору – традиционный Закон и Касту; земной символ – Империю» [Evola J. Revolt Against the Modern World. — Rochester : Inner Traditions International, 1995. — P.6].
Но из-за воплощения в истории человеческого странствия Традиция постоянно истощалась, дробилась и утрачивалась, оплотнялась и материализовывалось в преходящие формы (Эоны – «Века»), неумолимо двигая сам Мир к своему эсхатологическому завершению. «… Последовательность Эонов, по Г. Джемалю, выглядит примерно так: Молчание – Язык Жрецов (пеаны, гимны; Пророки ханифы) – Эпос Героев – Джахилия (неудачная попытка философов приструнить воинов) – Ислам (удачная попытка превращение Джахилии в Джихад) – Новая Джахилия (Постмодерн) – Новый Джихад (установление всемирного Халифата). Провал Революции Пророков неизбежно приведет к Йаум ад-Дин (Дню Суда; шииты не хотят суннитского Халифата, шииты хотят Махди, потомка Али, который спасет только шиитов, поэтому сунниты убивают шиитов, ибо шииты приближают Finis Mundi)» [Волынский А. Re: Проблемы языческого традиционализма // http://intertraditionale.kabb.ru/viewtopic.php?f=99&t=4950&p=31877#p31877].
Как говорит Г. Джемаль, затем «Большая Традиция / Первоначальная фундаментальная метафизика», носителями которой были жрецы / маги, изменяет форму.
Это происходит по причине того, что ей бросается вызов в виде героического сознания: «… формируется образ личности, которая меряет себя не критериями соответствия всеобщей гармонии, но, напротив, способностью несгибаемого противостояния беспредельному, т. е. Року. Над эпическими нартами Кавказа и над эллинскими героями не стоят мудрецы. Эти герои бросают вызов Небу, ставят под вопрос позитивный смысл бытия. Можно сказать, что в них уже в те далекие времена был нащупан экзистенциальный нерв «сверхчеловеческого» и доведен до апогея, до полного разрыва с «нормой». Это, собственно, и получило название «трагедия»… Герой – не солнечное существо. Солнечными существами являются олимпийцы, власть и онтологическую легитимность которых он оспаривает. Герой – единственная модальность «сверхчеловека», которая не реализует Люцифера на земле, а, наоборот, бросает ему вызов, оказываясь тем самым на стороне пока еще неведомого ему Бога» [Джемаль Г. Наследие Кириллова // http://www.poistine.com/nasledie-kirillova#.U853i7HX_UF].
Правда, Г. Джемалем в одном тексте носителем героического сознания объявляется Моисей и герои Троянского эпоса [Джемаль Г. Апория как метод теологического мышления: апористический парадокс «абсолютного объекта», 2011 // http://geidardjemal.livejournal.com/17905.html; http://www.poistine.com/sacral/aporiya-kak-metod-teologicheskogo-myshleniya], а в другом им объявляется сам Адам, рассматривая появление героического сознания, носителем которого является «община кочевников», параллельно со жреческим, которое руководит жизнью «общества», не принявшего героический принцип «общины»: «… Адам стал проповедовать земным людям – неартикулированным беспроблемным тварям, находящимся в состоянии слияния, тождества с окружающей средой, своего рода «океанического блаженства» — его проповедь осуществила две вещи: 1. Она активировала в телепатически развитых существах Золотого Века способность к слову (говорению), и, тем самым, сделала возможным виртуальное пробуждение в них частицы Духа Божьего (не вложенной, как в Адама, но усвоенной ими по духовной ассоциации, потому что язык оказывается «зеркалом», в котором сознание обнаруживает себя как смысл). 2. Эта проповедь убила в архаическом проточеловечестве «океаническое блаженство», разорвав их бессознательное со средой. До этого рождение было не травмой, а продолжением блаженства зародыша в околоплодной жидкости. Существо попадало из матки матери в «матку природы», практически без переходов. Появление смысла через речь («интенцию говорения») проложило пропасть между говорящим и «не-Я», между субъектом и объектом. С момента проповеди Адама человечество разделяется на две неравные половины: те, которые становятся его общиной и ориентированы на максимальную активизацию в себе виртуально открывшейся через следование Адаму частицы Духа Божьего; их очень мало. Другая, абсолютное большинство, — это люди, организовавшиеся в общество. Потому что как только исчезает слияние со средой, град начинает бить, дождь — мочить, огонь — жечь, и физическая жизнь превращается в страдание и крайне опасную авантюру. Те, кто не последовали за Адамом в общину (будущие кочевники) должны выстроить между смертным жалким индивидуумом и беспощадной природой демпфирующую защиту в виде организованного коллектива. Во главе этого коллектива оказываются те, кто несмотря на язык, сохраняют праязыковую память о блаженстве до Адама — о, собственно, подлинном Золотом Веке. Они превращают язык из инструмента поддержки смысла в инструмент реализации виртуального возврата в пра-время. Это жрецы. Для жрецов актуальна тема онтологической повреждённости человека. В этом концепте смешивается судьба земных тварей и судьба посланного к ним пророка Адама. Такое смешение одновременно есть и аберрация метафизической ретроспективы, которая неизбежно присутствует во всех традициях и сознательная подмена, которую жрецы также практикуют во всех традициях… Нюанс в том, что после нового Адама — Иисуса Христа, закрывающего цикл, провидение посылает в мир последнего пророка, цель которого — последнее разделение на «козлищ и агнцев» (выражаясь библейским языком). Объективно община ждёт второго пришествия Иисуса Христа как подтверждения того, что виртуально открывшаяся в них от «первого Адама» частица Духа Божьего состоялась и стала подлинной. Общество же ждёт антихриста, который по фундаментальной интуиции жречества и следующих за ним пасомых, должен вернуть им Золотой Век, «океаническое блаженство» пра-времени» [Джемаль Г. Адам и проблема «ветхого человечества» // http://www.poistine.com/sacral/adam-i-problema-vetkhogo-chelovechestva].
Но, более вероятно, что основателями героического сознания являются именно Гильгамеш и Геракл.
Гильгамеш – это личность, разорвавшая отношения с безличностным культом Матери-Земли-Природы (богиня Инанна-Иштар) и поклонившийся высшему принципу культуры – ритму (воплощением чего является солнечный бог Уту-Шамаш). С помощью ритмических ударов ритуальных палочек («микку») и барабана («пукку»), сделанных из магического дерева «хулуппу», Гильгамеш начал руководить общественной жизню жителей Урука [Гуцуляк О. Гільгамеш як «архітектор буття» : Спроба прояснення сутності епічного образу // Зарубіжна література в навчальних закладах. – Київ, 2001. – № 6. – С. 42-45]. Собственно ритм и громкий звук барабана заставлял без устали трудиться юношей и мужей над возведением стен Урука. Проклятия потревоженных шумом женщин города привели к тому, что «пукку» и «микку» провалились под землю и остались лежать у входа в подземный мир. Энкиду, слуга Гильгамеша вызвался их достать, но нарушил магические запреты и был оставлен в царстве мертвых. Вняв мольбам Гильгамеша, боги открыли вход в подземный мир и дух Энкиду вышел оттуда. В последнем сохранившемся эпизоде Энкиду отвечает на вопросы Гильгамеша о законах царства мертвых.
В Японии этот принцип ритма открывает богиня Удзумэ (Амэ-но удзумэ), богиня счастья, радости, танцев и театра. «… Благодаря безудержному танцу под ритмичные удары ногой в медный чан, богиня Удзумэ впала в экстаз, чем вызвала всеобщее веселье и шум у собравшихся богов. Услышав неистовый шум, богиня Солнца Аматэрасу (в тот момент скрывшаяся в Небесном Гроте и погрузившая мир во мрак), сгорая от любопытства выглянула из грота, и так мир был спасен от вечной темноты и холода» [Морозова Е. О ритме в японской культуре // http://zapys.blogspot.com/2013/11/blog-post_21.html]. Она сопровождает схождение с Небес на Землю первопредка царей – Ниниги («Юноша-Рисовый колос»), внука Аматерасу, а также становится предком-основателем великого рода Ними из жреческого («каннуси») клана Сарумэ, откуда выходили женщины-жрицы, участвовавшие в празднестве первого риса, ритуальных плясках кагура, обрядах изгнания злых духов и др. К этому же клану Сарумэ принадлежит и богиня счастья Окамэ («Черепаха»), о которой богиня Аматерасу говорит: «Хотя ты нежная дева, но ты – божество…».
Смех-«Хара», рожденный ритмическим стриптизом Удзумэ, становится основой «героического сознания» (и дальнейшей дзэнской традиции): «… Беседуя с мастером по фехтованию мечами, с мастером танца, кукольником, художником и т.д., я снова и снова слышал слово хара, произнесенное с особым акцентом. Разговаривая с генералом, я спросил его: «Какое место занимает хара в тренировке солдат?». Он поразился такому вопросу, заданному европейцем, а потом ответил: «Смысл всей военной подготовки — хара» [Сафронова Е. С. Дзенский смех как отражение архаического земледельческого праздника // Символика культов и ритуалов народов зарубежной Азии. – М.: Наука, 1980. – С.68-78].
Геракл – это величайший греческий герой, сын Зевса и смертной женщины Алкмены. Выполняя жребий богов и волю своего отца Геракл свершает знаменитые 12 подвигов. Победа Геракла над силами хаоса означает восстановление мира, порядка, приход цивилизации на смену дикому варварству. За пройденный Гераклом путь справедливой борьбы боги Олимпа удостоили его бессмертия, а на небосклоне зажглось созвездие Геракла, рядом с созвездием Гидры, напоминая людям о непрекращающейся битве добра и зла, порядка и хаоса, цивилизации и дикости, как на небе, так и на земле, и в каждом человеке. Появление героя обусловлено милосердием небесного владыки Зевса – он открыл людям тайну политической жизни (политейи), воспитания (пайдейи) и военного дела. Пророком этого откровения и был Геракл: «… Геракл повсюду проповедовал и разъяснял учение Зевса. Куда бы он ни забредал, везде оставлял свои столбцы со знаками новой письменности. Конечное поражение варварства и победа новых идей – вопрос культуры, рассуждал он. Значит, необходима единая культура, единая письменность, чтобы народы сошлись воедино, чтобы установилось всенародное братство, чтобы – мир, мир, мир под эгидой объединяющих Зевсовых идей. Таков был Геракл, таковы его принципы. Случайно ли повсюду в тогдашнем мире, от Египта и Испании до Малой Азии, мы видим жертвенники и святилища в его честь? Случайно ли, что всюду, где он бывал, даже неверные язычники с любовью приносят в его память жертвы на протяжении чуть ли не полутора тысяч лет?! Геракл не был нетерпимым сектантом, он представлял гуманный зевсизм. (А как характерно и красноречиво самое имя, которое он принял в Дельфах или в Додоне! Ведь «Геракл» означает «Слава Геры». То есть: «Я сражаюсь за равенство мужчин, а не против женщин и не желаю ни малейшего ущерба никакому божеству, хотя бы и женского рода; я веду бой против варварства, против кровавой тирании, против несправедливости, как повелел мой небесный отец»). Люди представляют Геракла этаким забиякой-воякой. Какое заблуждение! Геракл – крупнейший представитель педагогического оптимизма в европейской истории: обучение, воспитание было главным оружием, с помощью которого он хотел добиться победы своих идей» [Мештерхази Л. Загадка Прометея // Мештерхази Л. Избранное. – М.: Прогресс, 1977. – http://www.lib.ru/INPROZ/MESHTERHAZI/prometej.txt].

 Отправлено: 08.09.16 23:13. Заголовок: (окончание) В месоп..

(окончание)

В месопотамской традиции эквивалент Геракла – Нингирсу / Нинурта (как и Геракл, также носящий в мужском имени женский корень – nin «госпожа»), сын и «верховный пахарь Энлиля», «владыка земледелия». Он следит за порядком на полях и каналах. Храм Нингирсу в Лагаше – Энинну («храм пятидесяти»). В гимнах у Нингирсу появляется титул «жрец – очиститель Ану». Как божество, устанавливающее справедливость, Нингирсу сравнивается с богом-судьёй Иштараном (Сатараном). Эмблема и символический зверь Нингирсу — львиноголовый орёл Анзуд. Как и Нинурта, Нингирсу владеет оружием богов шаруром. В гимне Гудеа говорится о победах Нингирсу над шестиголовой овцой, семиголовым львом, «добрым драконом», «львом, ужасом богов» и др. Тексты Гудеи упоминают священный брак между Нингирсу и Бабой (Бау). Он же под именем Нинурта – бог счастливой войны, витязь богов, отождествлялся с планетой Сатурн. Символом бога был скипетр, увенчанный двумя львиными головами. Существует «Поучение Нинурте», написанное от имени Энлиля, в котором он учит своего сына разнообразной хозяйственной деятельности.
У германцев его эквивалент – Тюр, бог мудрости, правосудия (путем поединка-битвы; во время Рагнварёка Тюр вступит в битву с псом Хеля Гармом) и тинга (собрания вооруженного свободного народа). Собственно идентификацией Тюра (Тира, Тива, Цива) на небе была Полярная звезда (Polaris). Согласно «Эдде», спутанный ловушкой асов волк Фенрир, вскормленный ранее самим Тюром, откусил ему руку. В память об этом до сих пор на германских ярмарках в центре устанавливается столб, на который поднимали перчатку, вероятно, символизирующую правую руку Тюра. Изображение Раум-Трольхаттанским (Raum-Trollh;ttan, Швеция) брактеате отождествляют с Тюром, поскольку на нем показана фигура с одной рукой в пасти зверя.
Однако, прическа и юбка на изображении характерно женские, как явственно определяется по соскам или грудям, вызывают сначала недоумение. Но тут следует вспомнить факт, что и аналог Тюра Геракл (да и Ахиллес) в греческой мифологии носил женскую одежду и занимался ткачеством по прихоти лидийской царицы Омфалы. Это можно рассматривать как попытку обуздания обществом носителей героического сознания.
Ведь «Героический, Кшатрийский Дух» непосредственно рассматривается как что-то угрожающее и враждебное Здесь-Бытию и неприменно подлежащее приручению, уничижению и порабощению: «… почти повсюду, кроме Кавказа и Эллады, они были интегрированы (говоря современным языком) «в систему». Другими словами, в Индии, в Иране, у кельтов и т. д. над героем стоял мудрец; поэтому во всех этих сакрально-жреческих цивилизациях те, кто соответствует более или менее европейскому концепту героя, в действительности оказываются не «сверхлюдьми», а всего лишь воителями со сверхъестественными проявлениями. В этом фундаментальная разница даже на эпическом уровне между гомеровским Одиссеем и, скажем, Кухулином ирландского эпоса (Не следует путать сверхъестественные возможности персонажа со «сверхчеловеческими»…)» [Джемаль Г. Наследие Кириллова // http://www.poistine.com/nasledie-kirillova#.U853i7HX_UF].
Героическое сознание «… сразу вступает в глубочайший конфликт с метафизической мудростью. Через некоторое время после того, как этот вызов был «переварен» метафизической мудростью – она отвечает. Отвечает метафизика Большой Традиции некими методологиями, в значительной степени и почерпнутыми у героического сознания, но обращёнными на героическое сознание с тем, чтобы его подавить, установить контроль над героическим сознанием со стороны Мудрости. Героическое сознание, возникнув, сразу проявляет себя в чётко дискурсивной проекции, то есть обладает сразу неким специально организованным словом… Когда же возникает героическое сознание, то словесный ресурс оно преобразует в то, что можно назвать эпос. Эпическое повествование о подвигах героя — это фундаментальная структура, из которой потом родятся очень многие вещи, которые позже будут заимствованы самой метафизикой, перешедшей в наступление. Метафизика, переходя в наступление на героическое сознание, создаёт философию. Это определённая форма встречной героическому сознанию артикуляции, в которой фундаментальные посылки героического сознания фальсифицируются и возвращаются назад, но обращаясь уже «наоборот»… Таким образом, … задача была подорвать актуальное сверхощущение героя в точке «здесь и теперь», предъявив ему идею порядка. То есть заменить самосознание героя как точки, которая противопоставлена, внеположена протяжённости, некой конструкцией, неким порядком, сделать из человека вместо существа, несущего трагическую драму обречённости, конструкцию, строго говоря, искусственного интеллекта, которая выполняет определённые функции, решает определённые задачи, но при этом не знает, что она есть. Искусственный интеллект — это актуализация смерти, актуализация гибели. Поэтому философия — это в значительной степени методология действующей, рабочей, «умной» смерти, которая выдвинута на передний план метафизикой Большой Традиции как механизм обуздания вызова, идущего от Духа» [Джемаль Г. Апория как метод теологического мышления: апористический парадокс «абсолютного объекта», 2011 // http://geidardjemal.livejournal.com/17905.html; http://www.poistine.com/sacral/aporiya-kak-metod-teologicheskogo-myshleniya].
Одним из вариантом «приручения» носителей героического сознания являются упанишады: «… Поистине, вначале (все) это было одним Брахманом. Будучи одним, он не расширялся. Он сотворил еще лучший образ: кшатру – тех, кто кшатрии среди богов: Индру, Варуну, Сому, Рудру, Парджанью, Яму, Мритью, Ишану. Поэтому нет ничего выше кшатры. Поэтому при раджасуйе брахман почитает кшатрия как более высокого, он воздает эту честь одной кшатре. И все же Брахман – источник кшатры. Поэтому, если царь и достигает высшего положения, под конец он находит прибежище в Брахмане, своем источнике. И кто оскорбляет его (брахмана), тот нападает на собственный источник. Он становился тем хуже, чем лучше тот, кого он оскорбил («Брихадараньяка-упанишад», 1.4.11).
Но ныне философия оказывается недейственной для приручения героического сознания: «… Массами философия теперь принята быть не может. Философия как наука предполагает известную степень развития самомышления, без которого нельзя подняться в ее сферу. Массам вовсе недоступны бестелесные умозрения; ими принимается имеющее плоть…» [Герцен А.И. Дилетантизм в науке // Герцен А.и. Сочинения в девяти томах / Под общ. ред. В.П. Волгина и др. – М. : Госхудлитиздат. 1955. – Т.2. – С.8].
Единственно, что остается в этой ситуации – это использовать потенциальную акцентуацию Героя: «… именно герой в первую очередь является потенциальной аудиторией Пророка. Поэтому возможно существование сообщества героев, героических братств, о чем нам свидетельствует не только Гомер, но, местами, и сегодняшняя политическая практика, которая иногда не уступает величием древнему эпосу» [Джемаль Г. Наследие Кириллова // http://www.poistine.com/nasledie-kirillova#.U853i7HX_UF].
Казалось бы, что разрушение воинской касты в современном мире привело к гибели феномена «героического братства». Г. Джемаль спешит утешить тем, что на его место пришла особая категория современного социального аутсайдерства – «одинокие герои», «парии»: «… эти аутсайдеры связаны друг с другом той взаимной жертвенностью, которая подразумевается в евангельских словах Христа: «Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15, 13)» … Абрек (на Кавказе, опришок – в Карпатах, гайдук – на Балканах, – О.Г.) рвет с основополагающей этикой «обычного» человеческого существования. Он отвергает авторитет отца, отбрасывает ценность рода, он признает бытие фундаментально несправедливым и уходит в горы, чтобы из своего вооруженного одиночества создать новую этику вызова Року, этику противостояния… Абрек отрицает бытие как ошибку во имя долженствования и справедливости, которых нет нигде, кроме как в его сердце. Кавказское абречество (карпатское опришковство, балканское гайдучество, – О.Г.) – в прямом смысле наследник гомеровского эпоса – доводит до сегодняшнего дня героический элемент, через который человеческое, беспредельно возвышаясь, наконец-то освобождает себя от дразнящего миража «сверх...» [Джемаль Г. Наследие Кириллова // http://www.poistine.com/nasledie-kirillova#.U853i7HX_UF].
Но даже эти феномены «одинокого героического», наиболее ярко вспыхнув в ХХ веке («дудаевцы», «четники», «бандеровцы»), к нынешнему веку окончаельно угасли, оставив после себя лишь жалкие попытки пародирования «игровиками-фэнтезийниками» и джихадистами-самоубийцами…
Герой, Сверхчеловек ныне – это тот, кто провозглашает не «Великое Нет!» Сущему, а «Великое Да!» Бытию. И не важно, что в него в руках – топор или планшет, живет он в зеленых джунглях Амазонки или каменных чащах Нового Вавилона, поёт ли он освященный тысячелетней традицией гимн или песенку о зайке Шнуфеле… Новый Герой предстает не как Раб Сансары, а как Офицер Дхармы, сам повелевающий Бытием.
И, увы, жреческого сословия, которое смогло бы предложить новый метод для обуздания «нового героического сознания», ныне также нет, оно уничтожено союзными Герою «смышленными отдельными людьми»: «… Великий памятник преодоления древней жреческой культуры смышленостью отдельных людей мы имеем в искусстве, в группе Лаокоона. В жреце Лаокооне, которого обвивают змеи – змей является символом ума, – изображается, как культура ума преодолевает культуру жрецов, в которой имелись другие воззрения на истину и мудрость и на то, что должно происходить… Это изображается также и в другом символе: в легенде о троянском коне. Ум Одиссея построил троянского коня, посредством которого была низвержена троянская жреческая культура … Жреческий город Троя основал колонию, жреческую колонию Альба Лонга … Из неё выходит новая жреческая культура (Рим, – О.Г.), которую затем сменяет культура мирового ума» [Штайнер Р. Об утерянном Храме, который должен быть восстановлен. Первая лекция // http://philologist.livejournal.com/6540945.html].
И если раньше все попытки «умников» вырваться из «общего стойла» загонялись жрецами-магами-пророками в русло необходимости «жить по плану», «подчиниться божественному / космическому / естественному закону», – что наиболее удалось путем навязывания «умникам» либо строить Свободу («правовое государство»), либо строить Храм Соломона («масонство»), либо постигать Природу («наука»), либо созидать Райское Блаженство («джихад»), – то ныне они сами начинают Великую Охоту на «священных коров» Больших Смыслов, чтобы, в окончательном итоге, совершить из них самую последнюю гекатомбу во имя Жизни!

***

Как верно подметил В. Карпец в статье «Царь Мира и Сокрытый Царь», стенают по поводу «универсализма» представители именно «вторичных традиций», в то время как Единой Метафизической Традицией является именно Традиция Царская: «…У Генона по этому поводу есть замечательная маленькая статья, которая называется «Гиперборея и Атлантида», где он доказывает: традиция авраамическая является вторичной по отношению к традиции Мелхиседека. Самое интересное, что о вторичности авраамической традиции по отношению к Мелхиседеку, т.е. Царю мира, говорится в самой же Библии. Приношение Авраамом даров Мелхиседеку, затем благословение Мелхиседеком Авраама. О том же самом говорится и у апостола Павла: Христос – иерей по чину Мелхиседекову. Но Сам Христос и есть логос, а у многих Святых Отцов мы находим соотнесение фигуры Мельхиседека и Христа. «Яко ты еси Царь Мирове и Спас душам нашим» – слышат православные христиане за каждым богослужением. Очень важно, что древлеправославная традиция говорит о Христе как Царе Славы. Исус Христос Царь Славы в каком-то смысле противопоставляется Христу историческому, каковому соответствует никонианское и католическое титло INRI (ИНЦИ) Иисус из Назарета Царь Июдейский. Речь идёт об одном и том же Христе, но рассмотренным с разных сторон. Христос как Царь Мира это Исус Христос Царь Славы … Мы говорим о Христе как Боге истории – в соответствии с западной традицией, но и как Предвечном Сыне, Спасе-в-Силах, Спасе Ярое Око в традиции восточной, русской по преимуществу. В конечном счете, это едино, но в земной проекции ведет к принципиально разным историософским и даже политическим выводам … Все сакральные династии, обладающие абсолютной легитимностью, образуют в конечном счете одну и ту же сакральную династию, восходящую к Царю Мира, и в данном случае, совершенно не важно, каким образом мы будем это объяснять. Генон называет этот истинно Царский род Vamsa Surya. Царь, «вытесненный в мифос», одновременно является и начинателем Царской династии, и «отсутствующим Царем» [Карпец В. Царь Мира и Сокрытый Царь // http://arcto.ru/modules.php?name=News&file=print&sid=1558].
... Но если в небесной (метафизической) перспективе Универсализм Царя-Метатрона неизменен, то иную судьбу имеет традиция Царя в исторической перспективе. Она умаляется: «…Вот сейчас, какое кино не показывают по теме «магического», везде основные герои жрецы. А жрецы были так сказать «техническими работниками», но не носителями сакрального. Носитель сакрального был Царь, но утрата им этого сакрального лишила и окружение находиться в нем. В Риме, когда Царем была утеряна сакральность на его место пришел удивительный организм, абсолютно идеально сбалансированный – Сенат и Народ Рима, пока и этот сбалансированный организм не дал сбой. Видимо в самом воссоздавшимся мире уже заложен этот механизм разрушения сакральности. Зерна Традиции были посеяны в изначально контртрадиционную почву. До поры и времени они были сильны, давали всходы, питались солнечным светом. Но Солнца стало меньше и они истощились» [Комментарий к записи «Инициатические организации» // http://solnechnyi1968.livejournal.com/64639.html?thread=589951#t589951].
Однако именно Традиция Господа-Царя является и остается тем Полюсом, от которого актуальные религии в любом своем изводе (фундаменталистском или реформистском) не должны слишком удаляться.
Г. Джемаль ложно расщепляет единую Традицию Царя на якобы радикально противостоящую дихотомию «двух полюсов» – стагнационную «традицию жрецов» и революционную «традицию пророков». Более того, Г. Джемаль утверждает о «трансцендентальном дуализме двух языков» – «жреческого» и «пророческого» [Кауганов Е. Джемаль против Генона: опыт фундаментальной критики // http://arcto.ru/modules.php?name=News&file=print&sid=1563]. Под «жреческой традицией» имеется ввиду «язычество», т.е. совокупность некреационистских, неавраамических религий, и что «генонизм» представляет собой фокус, в котором сходятся все силовые линии жреческой метафизики: «…Одна традиция порядка, иерархии, системы, авторитета, ценности и высшей окончательной бессмысленности, потому что она представляет собой раз и навсегда заданную онтологическую программу, которая стирается и возобновляется, вечное возвращение равного. Ему противостоит вторая традиция, традиция антисистемы, традиция революционная ("традиция Пророков", - О.Г.), которая ни во что не ставит иерархию бытия, преимущество других эонов времени, противопоставляет эонам времени абсолютное, актуальное «здесь и теперь». В оптике «традиции Пророков» сущность высшей инстанции онтологии обнажается как «Ничто, которое ничтожит» (Хайдеггер), «дурная бесконечность» (Гегель), бесконечная энтропия, чистая Бездна, «абсолютная динамика экстравертного негатива», а творимая ей реальность – как концентрационная вселенная, преодоление которой является высшим категорическим императивом на пути человечества» [Кауганов Е. Джемаль против Генона: опыт фундаментальной критики // http://arcto.ru/modules.php?name=News&file=print&sid=1563].
Гейдар Джемаль обвиняет Рене Генона в том, что тот, следуя своей универсалистской логике, изо всех сил стремился максимально сгладить, затушевать структурные противоречия между манифестационистскими традициями и монотеистическим креационизмом и представить последний как просто экзотическую версию той же самой интегральной Традиции, просто адаптированную для менталитета людей конца эпохи Кали-юги. Таким образом, Р. Генон «разоблачается» Г. Джемалем как «апологет жреческой линии», сознательно или несознательно проигнорировавший уникальный смысл авраамического откровения пророков. Даже суфизм с его холистским, «криптоманифестационистским» принципом «вахдат-аль-вуджуд» («единство бытия») расцениваются Г. Джемалем в оптике «чистого монотеизма» как девиация в «традиции пророков» и «субверсивное жреческое влияние».
Г. Джемаль резюмирует оппозицию жрецов и пророков следующими словами: «… Генон описывает реальность как она есть, в то время как ее нужно переосмыслить под другим углом – какой она должна быть. Сущее, которое с точки зрения Генона является «наиоптимальнейшим» из всего возможного, является фундаментальной ошибкой, которая встроена в программный формат первоположения... бытие – не самодостаточная сверхценность, а вызов и постановка задачи, в ходе которого оно должно быть преодолено». Революция пророков, по Г. Джемалю, – это восстание против реальности, против чистого Рока. Для этого, якобы, они инфильтрируются в воинское сословие (кшатриев) и против «диктата жрецов», держащих кшатриев «в оковах», «на поводке», поднимают восстание во имя всех обездоленых тяжестью Рока. И наносят пророки удар по главному аспекту жреческой традиции – по понятию «сакрального». Если для жреческой традиции все бытиё, вся реальность освящена святостью, то пророки разделяют реальность на два противостоящих аспекта – «сакральное» и «профанное», обвиняя жрецов в сокрытии истинны их власти (иерократии) путем диктата «сакрального авторитета», и тут же сразу делают подмену, объявляя что «профаного» нет (но и нет, таким образом, и его антитезиса – «сакрального»): «…никакого профанизма нет. Профанизм есть некая маска, некое частное явление, которое представляет собой определенную пропагандистскую программу, предназначенную для конфиденционирования сознания наиболее периферийных слоев населения, массовых и широких периферий. Сакральный авторитет никуда не исчез и не мог исчезнуть. Иерократия никуда не исчезла, а существует в гораздо более жестокой тотальной форме». Тактика иерократии состоит в том, что тайный сакральный авторитет ставит системы «заглушек», завес между своей подлинной властью и тем, что воспринимает массовое сознание. В частности, парламенты, либеральные институты, открытое гражданское общество, законы рынка и прочее – все это не более чем система таких заглушек, неких выстроенных ширм, за которыми стоит та же самая реальность. Более того, Г. Джемаль утверждает, что с определенного времени в Европе иерократия сама начала готовить акции типа Великой французской революции для того, чтобы реально сохранить свою власть и чтобы на конечном этапе создать «полностью контролируемое, зомбируемое общество, называемое открытым, гражданским, рыночным» [Кауганов Е. Джемаль против Генона: опыт фундаментальной критики // http://poistine.org/dzhemal-protiv-genona-opyt-fundamentalnoy-kritiki]. Конечный смысл, телеология этих маневров иерократии, по Г. Джемалю, сводится к реализации «пирениалистского проекта», «проекта вечного человека», «гуманизма» как главного орудия господства в мире жрецов (иерократов). Тем самым, позволительно любое восстание против этой глобальной власти, особенно если это оно идет под знаменем пророков. Нигилистическо-гностические «рога» буквально вылезают у Г. Джемаля, когда он говорит о «концентрационной вселенной», «преодолении иерархии», «разделении на начала добра и зла» и «бытии как негативе». Даже больше, у верного ученика Г. Джемаля А. Дугина идет посягание на само «Царство Солнца», «Солнце Истины», «Эпинойю Света»: «…В одной из своих книг Александр Дугин рассматривает солнце как онтологический центр демонизации мира, и фактически в нашей извращённой вселенной оно не может быть чем-то другим. Как не вспомнить Фёдора Сологуба, видевшего в солнце символ зла, дракона, что мучает людей, оказавшихся пленниками на подвластной ему земле?.. Так и солнце из подателя жизни превращается в уничтожающее светило. Так некогда «несущий свет» Люцифер становится Люцифугом, «бегущим света» [Сперанская Н. Преступление Солнца // http://www.arcto.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=1564].
Как видим, подмена у разделителей Царственности здесь чудовищна, радикальна.

***

Но вся проблема в том, что та западная (или вообще современная) цивилизация, на которую т.н. «традиционалисты» (как обычные-"эзотерические", так и "революционные" типа Г. Джемаля) указывают как объект порицания и противостояния, в действительности является творением рук самих «традиционалистов», их «куклой для битья», цель которой, в действительности, отвлечь внимание, увести в сторону, соблазнить на неверный путь. Поистине, таково их подлое лукавство!
Ибо воистину есть только один Путь – Путь Правды и Истины Бога Живого, Иисуса Христа!
Сущность лукавого послания слуг сатаны, лишенного в результате падения всех своих светоносных качеств и которому попущено Просмыслом до искончания века, состоит в том, что есть «… бесконечный бескачественный Абсолют, который является последней инстанцией восприятия – это «абсолютно» враждебный живому Богу рок» [Кауганов Е. Джемаль против Генона: опыт фундаментальной критики // http://poistine.org/dzhemal-protiv-genona-opyt-fundamentalnoy-kritiki]. Т.е. антихристианство – это именно представление сатаны (Люцифера, Денницы, Радикального Субъекта) как единственного абсолюта и бога («монотеизм») для человека, актуальная и абсолютная задача которого не в вечной жизни, а только «здесь и теперь» быть «местоблюстителем от имени абсолютно трансцендентного, скрытого и непостижимого Субъекта» [Кауганов Е. Джемаль против Генона: опыт фундаментальной критики // http://poistine.org/dzhemal-protiv-genona-opyt-fundamentalnoy-kritiki]. И именно во власти Рока, противостоящего Богу Живому, по мнению антихристов, должна быть Реальность, отбрасывая «несправедливое», по их мнению, Сущее как наиоптимальнейшее из всего возможного из творений Бога, т.е. отрицая Мир во власти Любви как наипрекраснейшее из созданий Творца.

***

В то время как эзотерик стремится обеспечить себе и своим близким (не хочется говорить громких слов обо «всем человечестве») благую участь в инобытии, сам Оккультизм – это попытка реставрировать древнюю магию, приспособить ее к сиюминутным нуждам, не имеющим никакого отношения к духовности.
Оккультист играет в небезопасные бирюльки, занимаясь такими «паранормальными явлениями» как телекинез и психометрия, а вот эзотерик при надобности может посрамить по части чудес любого оккультного колдуна и мага.
Нужно помнить также, что современная «мирская наука» – это та же магия, то есть попытка воздействовать на материальную природу, покорить ее. Магия делает это при помощи низших психических сил, наука – посредством технологии. Но результат один: не обретение власти над природой, а все большая и большая зависимость от косных природных сил, рабство, из которого нет исхода.
Именно Сократ (469 – 399 гг. до н.э.) был первым, кто попытался ввести «майевтику» – «вытащить» «божественные вещи» в сей мир, завладеть ими (т.е. стать магом, имеющим власть над трансценденцией, ирреальными стихиями) с помощью человеческого разума, эвокации (вызывания) и номинации (называния) «божественных вещей», за что и был осужден.
Но, не смотря на это, путь Сократа восторжествовал: началось завоевание богооставленного пространства человеком. Человек жаждет подчинить себе Мироздание и через Знание вырасти до уровня Бога. Сократовский Человек – это немощный, расслабленный оптимизмом и рассудочностью «теоретик», не способный воспринимать вещи в их целостности, во всем их естественном трагизме.
Поэтому необходимо возвращение. Но не к экзистенции досократиков, о чем грезил Мартин Хайдеггер, не к новой трагедии, рождающейся, по мнению Фридриха Ницше, из глубин немецкого духа, немецкой музыки, немецкой философии, а, хотя бы, к Рене Генону, к его «перепрочтению».
Если первое прочтение Генона концентрировано на концепте отрицания Модерна («кризиса современного мира – царства количества», «Конца времен»), а второе прочтение связано с такими именами как А. Дугин и Ф. Шуон и играми в «конспирологию», то третье прочтение трудов Генона связано с его постулатом роли человека и возможности его становления (личностный консалтинг) с помощью тех или иных сохранившихся аспектов Изначальной Традиции.
В первую очередь это «третье прочтение Генона» и «возвращение Традиции» возможно через осознание отношения личности к социальной иерархии («царства степени»): «… Настоящий базис традиционной социальной стратификации – ясное осознание низшими слоями сути иерархических отношений. Не низшие нужны высшим, а совсем наоборот. В основе иерархических отношений лежит идея о том, что некоторые люди реально обладают определенной духовной сущностью, которая во всех остальных присутствует лишь в качестве идеала, предчувствия, несфокусированного усилия. Поэтому последних фатально влечет к первым, и подчиняются они, по сути, не чему-то внешнему, а себе же – Настоящему. В этом – тайна традиционного мира, тайна готовности к жертве, героизма, верности; и, с другой стороны, престижа, авторитета и спокойной силы, неведомой самому тяжеловооруженному тирану» [Эвола Ю. О секрете вырождения // http://falangeoriental.blogspot.com/2013/12/blog-post_8063.html]. Символически ситуацию можно описать так, что вершины, как несокрушимый Олимп, сохраняют неприкосновенность и чистоту традиционных иерархических отношений и становятся «полюсом», «магнитом» для тех, у кого «пробуждаются чувства металла».
Помочь человеку осознать это внезапное возникшее чувство «влечения к магниту-полюсу» и должна философия традиционализма Генона. Так же, как и затем предложить пути к нему.

(с) Олег Гуцуляк,
АЦ "Эсхатон" - портал "Огонь Прометея" - Движение "Путь времени"
http://www.mesoeurasia.org/archives/17085

 Отправлено: 03.10.16 10:28. Заголовок: Вадим Штепа Преврати..

Вадим Штепа
Превратить время в пространство
В чем актуален Рене Генон?

Предвыборная гонка резко сменилась статичной послевыборной рефлексией — причем многие ждали какого-то иного результата...

Смена циклов в метафизике описывается именно так. А метафизические законы проявляются на самых разных уровнях бытия.

В 1990-е годы некоторые из нас изучали Рене Генона, отбиваясь от наездов профанов — мол, зачем вам этот маргинальный эзотерик? Какое отношение он имеет к нашей стремительной и непредсказуемой эпохе? Но, как оказалось, лучше всего понять нынешнюю российскую ситуацию могут лишь те, кто ознакомился с его взглядами.

Я не говорю про всех «традиционалистов» тех лет. Большинство из них оказались унылыми начетчиками и догматиками, воспринявшими Традицию как некую архаику. У них это была репликация советского марксизма — только с Геноном вместо Маркса. Хотя сам Генон вовсе не называл себя «традиционалистом» и даже это слово постоянно писал в кавычках.

Меня в его доктрине наиболее заинтересовало описание финальных стадий исторического цикла. С точки зрения Генона (а точнее, тех традиций, на которые он ссылается), конец цикла неким кривозеркальным образом подобен его началу. Антихрист не отрицает Христа, но подражает ему.

Последние времена цикла — это, по определению Генона, царство «великой пародии». Это не какой-то «развал и хаос», с которым борются архаичные «традиционалисты», но ровно наоборот — формальная реставрация «традиционного порядка».

Развивая эту тему в своей книге «ИNверсия», я еще в 1997 году писал, что Россию ждет финальный эксперимент «Возрождение», когда будет интенсивно реставрироваться все то, что считается «традиционным» — православие, монархизм и т.п. В конечном итоге, нас ждет абсолютно реакционное «общество спектакля».

Друзья, которым я тогда зачитывал эти главы, говорили: ну ты фантазёр! Это абсолютно невозможно! Мир движется ко всеобщей либеральной глобализации. Да, Путина тогда еще никто не знал. Сбывшаяся антиутопия «День опричника» еще тоже не была написана...

Тем не менее, ситуация последних лет доказала абсолютную правоту этого пророчества. Вплоть до буквализма. В книге «Царство количества и знаки времени» Генон предрекал возникновение

организации, которая будет как бы копией, а тем самым и подделкой, такой традиционной идеи, как «священная империя», организации, которая станет выражением «контр-традиции» в социальном порядке.

Сопоставьте это со строкой бывшего большевицкого гимна, в котором теперь поется о «священной нашей державе».

Имперско-реставрационистская идея оказалась чрезвычайно аттрактивной. Множество космополитичных «демократов» начала 1990-х сегодня стали яростными проповедниками «российского патриотизма» и сопутствующих ему настроений.

Уже никого не удивляет истерический морализм бывших комсомольцев, обернувшихся православными фанатиками, их агрессивные нападки на «кощунственные» и «аморальные» выставки, спектакли, фильмы, книги... Хотя, кстати, Генон, как и до него Ницше, замечали, что критерием вырождения религии как раз и является сведение ее к морализму.

Имперско-религиозная реставрация абсорбирует самые разные идеологии — это своего рода тоталитарный постмодерн. В эту гравитацию попадают даже явления, которые, казалось бы, совсем из иных миров. Мария Энгстрем точно заметила:

Энергия и романтическая революционность Перестройки, одним из героических символов которой был Виктор Цой и группа Кино, сегодня реконтекстуализируются и становятся частью консервативного культа Победы.

Выход из этого тренда возможен лишь на основе альтернативных метафизических технологий. Время, стремящееся к застыванию во всеобъемлющей «священной империи», надо трансформировать в пространство множества территориальных проектов — креативных и либертарианских. Такова метафизика регионализма.

Иными словами, надо напрочь перестать загружаться всякими «общероссийскими» иллюзиями, но развивать регионалистскую сеть новой, глокальной цивилизации. И тогда произойдет «переворачивание полюсов», характерное для смены исторических циклов. Империя осыплется как ветхая скорлупа, а региональные археофутуристические семена прорастут культурами новой эпохи.

В 2000 году, едва став президентом, Владимир Путин весьма откровенно и, видимо, искренне ответил на вопрос Ларри Кинга о своей религиозности:

— Вы верите в высшие силы?
— Я верю в человека. Я верю в его добрые помыслы. Я верю, что все мы пришли для того, чтобы творить добро. И если мы будем это делать все вместе, то нас ждет успех. И в отношениях между государствами. А самое главное, чего мы добьемся таким образом, — мы добьемся комфорта.

Впоследствии, однако, его представление о «комфорте» существенно эволюционировало. Многолетнее пребывание в Кремле — как символической сердцевине империи — сделало его мировоззрение мессианским. Он, похоже, так и понимает свою историческую роль — как прокладчика «пути» для России. Но в таком случае пророчество его до недавних пор главного политтехнолога: «Нет Путина — нет России» — это не просто фигура речи, но констатация будущего факта.

 Отправлено: 03.10.16 10:29. Заголовок: Andrey Vasilev Как..

Andrey Vasilev

Как убежденный в прошлом генонист, я пришел к схожим выводам еще лет 10 назад, хотя и не формулировал их столь четко. Почти круглая дата, осенью 2006 года я решил уйти из real-политики (оставив ее только как средство зарабатывания денег в сфере PR) и заняться метаполитческим проектом «Княжество Феодоро» как одним из инструментов конструирования крымской идентичности. Увы, сегодня вынужден констатировать, что этот проект потерпел полное банкротство.
Почему невозможен метафизический регионализм в Крыму?
Во-первых, Крым слишком сладкое место. Будь он северным и суровым краем, возможно, метафизический регионализм здесь бы и прижился. Но на Крыме очень хорошо зарабатывать. Этой землей слишком просто торговать, как местным, так и приезжим, как в прямом, так и в переносном смысле. «Под солнцем юга жить легко и просто. Там море бабы, есть чего украсть», - как пел незабвенный Александр Новиков. Поэтому на крымский регионализм нет запроса изнутри.
Во-вторых, Крым слишком важен в геополитическом плане. Для имперского шовинизма и для имперского же реваншизма крымский регионализм всегда будет главным врагом. Поэтому реализации этого проекта будут всячески препятствовать извне.
В-третьих, крымские татары как народ, страстно стремящийся к своей государственности, не преодолели искушение строительства этнократии восточно-советского типа. Поэтому у крымского регионализма не может быть своей пассионарной движущей силы, открывающей путь в будущее, а не тянущей в прошлое.
Так получилось, что статья Vadim Shtepa привела меня к мысли, что надо окончательно демонтировать остатки проекта «Княжество Феодоро». Возможно, он запоздал лет на 100. Или наоборот лет на 100 опередил свое время. В любом случае у меня вряд ли будет возможность это проверить.

 Отправлено: 30.03.18 21:35. Заголовок: Генон о гностиках: ..

Генон о гностиках:

"...исмаилиты, друзы, нусейриты и проч. – не что иное, как секты (фирак), для которых всегда характерно некоторое смешение между экзотерическим и эзотерическим; в их инициациях присутствует некая «темная» сторона, вызванная их девиацией по отношению к аутентичной традиции. Это – альтерация, а не «источник» инициации. Подобные секты не имеют никакого отношения к истинным тарикатам…" (Р. Генон, из интервью журналу "Speculative Mason", янв. 1937)