Отправлено: 01.11.09 22:53. Заголовок: НАЦИОНАЛ-АНАРХИЗМ

Дискуссия тут: http://volgota.com/yaroslavz/ssylko

 Отправлено: 03.11.09 22:42. Заголовок: Олладий Тудаев: Слов..

Олладий Тудаев: Слово о пост-анархизме

Слово о пост-анархизме



Многие, знакомые с материей анархизма, возможно, удивлённо выгнут брови - что это такое, почему пост-? Что, прочих анархизмов с дефисами мало стало? Сразу же можно сказать, что это, пожалуй, не синдикалистское объединение работников почты, как было пошутили некоторые немецкоговорящие анархисты (от немецкого Post - почта). Ещё дискуссия о пост-модерне связывала с собой те же опасения потерять, вынужденно оказаться от достижений предыдущей теоретической и практической традиции в виду её устаревания. Но приставка пост- указывает не на отказ от прошедшего, а на ревизию, на обновление, на переломы, но и на последовательность, на традицию.
Образы мира и человека в нём, развитые классическим анархизмом, теперь не вполне соответствуют реальности, они не вполне имеют смысл для современных освободительных теорий и практик. Едва ли кто-то станет отрицать, что в постфордистском капитализме властные структуры организовываются не так как на стыке феодальной и раннекапиталистической формаций, не так, как в расцвет индустриализации, и не так, как во времена Испанской Революции, когда анархия на короткое время стала возможна в индустриальном обществе. В те времена и возникло большинство текстов, из которых большинство анархистов до сих пор черпают свои "истины". Пост-анархизм относится к этой практике скептически, однако, не пытаясь, как уже было сказано, полностью порвать с классическим анархизмом и его идеалом, негосударственным и бесклассовым обществом. Иначе, о каком пост-, ультра-, мега-, каком угодно анархизме может идти речь?
После ренессанса либертарных идей во время студенческих бунтов 1968-ого года, развитие анархистской теории почти полностью прекратилось, после этого некоторые авторы пытались приспособить её к изменившимся общественным условиям постфордистской эры, неолиберализма, обогащая анархизм структуралистской и постструктуралистской (Фуко, Делез, Деррида), постфеминистской теорией (Джудит Батлер).

Ревизия - да или нет?

Обратимся сначала к вопросу: почему анархизму нужна ревизия? Практика и теория социальных движений не стояли на месте, поставив своим опытом некоторые само собой разумеющиеся истины анархистской теории, причём те, которые являются плотью от плоти эпохи модерна. Условия изменились: власть имеет иную организацию и структуру, чем 150-200 дет назад, и пост-анархизм делает вывод: безвластие должно иметь другие формы и состояться иным образом. Многие авторы, причисляющие себя или причисляемые другими к пост-анархистским, указывают, к примеру, на то, что чёткое разделение между "хорошим Обществом" и "плохим Государством" невозможно. Современное государство не является гомогенным, открыто репрессивным учреждением, довлеющим над полным предотвращённого разнообразия и мечтающим освободиться обществом. Современный человек, прошедший несколько институтов социализации в современном диференцированном обществе, является его продуктом. В этом пост-анархитсы видят проичину того, что не смотря на предполагаемое в нём желание освободиться от попечительства, человек выбирает добровольное подчинение, которое кажется ему проявлением его же "свободной воли". Индивиды желают то, что и должны желать, и считают навязанную субъективизацию своей индивидуальностью. "Модерн многократно разочаровывает и угнетает, и поэтому не является таким рациональным, каким себя выставляет, а иррациоанльным или порождает иррациональные реакции. Он отказывает вездесущей отчуждающей индустрией культуры и похоже действующими процессами социализации людям в автономии и сознательности как в предпосылках рационального преследования своих интересов и удовлетворения своих потребностей". (Helmut Thielen, "Die Wueste lebt. Jenseits von Staat und Kapital", 2001) Немецкий анархист Густав Ландауэр, разумеется, не относящийся к пост-анархистской традиции, развил концепцию государства классического анархизма дальше, указав на то, что Государство и Капитализм являются общественным принципом и отношением, поэтому такое упрощённое противопоставление Государства или Капитализма Обществу больше не может быть возможным. Критика Ландауэра осталась по разным причинам незамеченной и была для классического анархизма до сих пор бесплодной. (Стоит заметить, Ницше - через Фуко - играет в пост-анархизме большую роль, как и у Ландауэра. Например, Lewis Call, "Postmodern Anarchism", 2001) Для эмансипаторной практики пост-анархизм предусматривает, не столько упразднение Государственности, что вовсе не станет концом угнетения и эксплуатации, а может повлечь за собой, например, власть вооружённых банд. Т.к. "вне государственного общества" ничего быть не может, рекомендуется действовать изнутри и избавиться от этого Общества, чтобы избавться и от Государства, как от его продукта, изменив людей и, следовательно, их взаимоотношения.

Во-вторых, пост-анархисты сомневаются в опять же упрощённых онтологических картинах мира и человека, развитых либерализмом и опирающимся на него социалистическим крылом. К таковым относятся представления о "хорошем человеке" Жан-Жака Руссо или о врождённом инстинкте "взаимопомощи" у Петра Кропоткина. Эти представления только переворачивают негативные образы человека, как-то: "Человек человеку волк" у Томаса Гоббса или "survival of the fittest" у Чарльза Дарвина. Обе позиции до сих пор не являются правдоподобно и окончательно доказанными, анархизм же не ставил эту чёрно-белую дихотомию под вопрос. (Ср. Saul Newman, "From Bakunin to Lacan. Anti-Authoritarianism and the Dislocation of Power", 2001)

В-третьих, пост-анархизм ставит под вопрос веру в технический прогресс и его идеологическо-теоритическую основу - точные науки, находящую яркое выражение в трудах Бакунина и Кропоткина. Вера в прогресс выливается в отрицание нетехнических культур, подразумевает стремление к владычеству над природой и, в конечном счёте, над "овеществлённым" и отчуждённым человеком. Не говоря уже об экологических последствиях безудержного "покорения" природы.

В-четвёртых, под вопрос ставится само понятие субъекта. Постструктуралистская теория, развития Мишелем Фуко, сомневается в возможности субъекта освободиться от (самоучинённого) угнетения и помочь другим субъектам сделать то же самое, как это предусматривало Просвещение. Конструкция из физиологического пола (sex), социального пола (gender) и сексуального предпочтения (к примеру, быть "добытчиком и защитником" в семье, жить в мужском теле и любить женщин) является искусственно произведённой и насильно наложенной на индивидуум. Чтобы поддерживать такую конструкцию, субъект должен сам себя постоянно дисциплинировать. На коллективном уровне, субъект опять же подчиняется и подчиняет, т.к. никакое коллективное Я не формируется без исключения из коллективного Я других субъектов. Так, коллективный субъект европейского Просвещения выдаёт себя за "Человечество", являясь при этом мужским, белым, христианским, гетеросексуальным и т.д. Человеческие права, подразумевающиеся в этом коллективном представлении, основываются на исключении всех других.
Что касается индивидуального субъекта и его способности действовать, то концепции освобождения, которые анархизм написал на своём флаге, в постфордистских условиях оказываются вплетёнными в технологию власти и воспроизводства общественных отношений. Самоопределение, автономия субъекта, ответственность, творческий подход к работе - всё это так же является лозунгами неолиберальной идеологии. Современный капитализм больше не нуждается в послушной и безликой массе рабочих-муравьёв фордистской эпохи, ему нужны творческие, самостоятельно работающие индивиды в более плоских иерархиях.
Коллективный субъект, в первую очередь интересующий нас в этом контексте "революционный субъект", тоже оказывается не так безупречен, как его видит не только ортодоксально-марксистская теория "обнищания", но и многие анархисты наших дней. Революции не обязательно делаются теми, кто более всего страдает. Теория обнищания не учитывает процессы интеграции/реинтеграции социальных движений в систему власти и соучастия в ней. С другой стороны, пост-анархизм отбрасывает и тезис о том, что люди с "революционным сознанием" могут сделать революцию, т.к. эта идея выливается в конечном итоге в авангардизм и опирается опять же на образование и Просвещение, не учитывая их социализирующей функции во властных структурах. (Не говоря уже о том, что надо быть о себе действительно высокого мнения, чтобы браться утверждать, что у этих, де, сознание революционное, а у тех - нет. Возможны ли превосходные степени революционного сознания - более революционное, наиреволюционнейшее?) Как утверждают пост-марксисты Лакан и Муфе, отчасти повлиявшие на становление пост-анархизма, практика социальных движений больше не укладывается в рамки классовой борьбы. Вспоминая время расцвета анархо-синдикализма, например, обратимся к проблеме (по крайней мере, так это понимали революционеры-мужчины) женских групп в синдикатах: женщины организовывались не только как анархистки, но и как женщины, т.к. даже в анархистском профсоюзе сталкивались с сексизмом. Кто возьмётся достоверно сказать, было это по-революционному или нет? Этот пример показывает, что пост-анархизм является не просто интеллектуальным развлечением особо начитанных анархистов-очкариков, но освещает вполне актуальные проблемы социальных движений.

Как и классический анархизм, пост-анархизм ограничивается средствами, не включающимися в государственную политику, борющимися против гегемонии, а не за неё - неформальными объединениями базисных социальных движений. Есть авторы, призывающие расширить поле деятельности анархо-синдикализма (на пример, Torsten Bewernitz) с классового конфликта до конфликта расового и гендерного. В пост-анархизме так же существуют коллективистское и индивидуалистское направления. В эпоху неолиберализма, продвигаемой государством приватизации, возникает вопрос: не стоило бы снова вступиться за Общество? (Маргарет Тэтчер, как известно, бойко отрицала существование Общества как понятия.) Теория находит отражение и в практике, на пример у таких движений как Сапатисты, Peoples Global Action, No Border Movement, Pink and Silver Block, Clandestine Insurgent Rebel Clown Army, Radical Cheerleading...
Кроме того, как нет одного классического анархизма, так нет и одного гомогенного пост-анархизма. Под этим термином понимаются сразу несколько теоретических конструкций. Если даже в анархистских кругах речь не ведётся о таковом вообще, это не значит, что о темах, затрагиваемых им, не дискутируют.

Несколько важных представителей

Как указывает Юрген Мюмкен, немецкий теоретик пост-анархизма, одной из первых публикаций на эту тему стала книга Тодда Мэя (Todd May) "The Political Philosophy of Poststructuralist Anarchism" 1994 года. По Мэю, марксизм и анархизм устарели. Обновление он находит в первую очередь у Фуко, пытаясь позаимствовать у него позитивное отношение к понятию власти (в отличие от застывших структур владычества). У Фуко же он заимствует и философский антигуманизм, отвергая картину человека в классическом анархизме и положение, что власть нужно анализировать, исходя от субъекта. Власть для него в ницшеанском смысле становится социальной и, следовательно, вездесущей практикой.
Тезис об устаревших моделях взаимоотношений общества и государства был подробно рассмотрен Солом Ньюмэном (Saul Newman) в книге "From Bakunin to Lacan. Anti-Authoritarianism and the Dislocation of Power" 2001 года. Ньюмэн опирается более на теории пост-марксиста Лакана и Дерриды, чем на Фуко.
Льюис Колл (Lewis Call, "Postmodern Anarchism", 2001) помимо Ницше и Фуко, опирается на Бордияра, Ситуационистский Интернационал и кибер-панков Гиббсона и Стерлинга. Однако Ницше играет очень важную роль у Колла: это анархия субъекта, анархия становления, никогда не приходящая в законченное бытие, статическую форму. Пост-анархизм, рассматривая не государство, а гуманистический субъект, работает на более высоком теоретическом уровне, чем анархизм классический, по мнению Колла. А революционная современная практика была рождена в студенческих бунтах 1968 года, и нашла развитие в политике симуляции Бордияра.
Стоит назвать и двух немецких авторов: уже упомянутого Юргена Мюмкена (Juergen Muemken, "Anarchismus in der Postmoderne", 2005) и Йенса Кастнера (Jens Kastner, Politik und Postmoderne. Libertaere Aspekte in der Soziologie Zygmunt Baumans, 2000). В отличие от политической философии в англоязычной традиции, Кaстнер обращается к социологии Зигмунта Баумана, польско-британского социолога, занимавшегося отношениями Модерна и тоталитаризма, к вопросам расизма и антирасизма. Мюмкен же занимается неолиберальной государственностью, опираясь на марксистскую критику государства и субъективность индивидов.

К критике пост-анархистской философии

Убедительная, с одной стороны, пост-анархистская картина человека, как продукта социалиации в общстве, пронизанном властью, оборачивается, с другой стороны, абсолютной невозможностью эмансипации. Если все люди с рождения приспособлены обществом для своих далеко не эмансипаторных целей, если все люди готовы добровольно подчиниться, считая это выбором своей свободной воли, то откуда взяться недовольным, тем, кто хотя бы принципиально мог бы пеервернуть общественные отношения? Нравится это пост-анархистским теориетикам или нет, в основе их теории социализации лежит вульгарно тракутемый принцип "Бытие определяет сознание". Значит, ждём, пока хороший знакомый Гегеля, товарищ Мировой Разум, не соизволит подвети нас к вратам освобождения, и не породит людей, способных их открыть? Современный же человек, в силу своей социализации, не в состоянии себе представить своию настоящую свободу. Теоретики, глядя на современного человека реалистично, воздерживаются от каких-либо определений свободы. Этот пункт очень важен в критике пост-анархизма, и мы к нему ещё вернёмся. Свержение принципа власти не означало бы ещё воплощения свободы для таких индивидов, нужна была бы, как говорит Фуко, "практика свободы". Что это такое, когда мы совершенно не можем сформулировать понятие свободы, не ясно. Кто должен находить и воплощать эти практики - кто вообще мог бы до этого додуматься, не ясно... Сами пост-анархитсы, по крайней мере, опровеграют этот свой постулат тем, что вообще желают какого-то иного общества и других отношений. Что, безусловно, радует, значит не всё так безнадёжно, как говорит пост-анархизм.
Как мы видели, пост-анархизм понимает Государство не как некое автономное по отношению к Обществу учреждение, а как порождение особенных общественных отношений, не как внешние рамки общества, а как внутренние его структуры (sic! - постструктурализм). "Соответсвенные исторические формации капиталистических государств являются результатами социальных конфликтов и принадлежащих им соотношений сил и противоречий", как пишет Мюмкен в "Anarchismus in der Postmoderne". Якобы важное различие между "государственным обществом" и Государством является, на мой взгляд, казуистикой. "Государственное общество" без Государства как такового?! В защиту пост-анархисты приводят в принципе верный аргумент, что Общесто формируется индивидами и их практикой, а т.к. оные социализованны в "государственном обществе", то и их "освобождённое" общество не становится обязательно анархическим. Повседневная практика, воссоздающая властные структуры, опять же, не обязательно добровольна. И кто же заботится о том, чтобы индивиды снова и снова вопроизводили своё несвободное Общество, состоящее "только" из их (необязательно добровольной) практики? Едва ли Государство, являющееся только вторичным продуктом этого общества. Ответ прост: однажды возникнув из Общетсва, Государство не живёт в параллельном мире, а воздействует на общество - о чем расскажет вам любой соображающий марксист и анархист. Пост-анархисты, видимо, потеряли эту мысль в своих сложных и разветвлённых теориях.
Уже упомянутое понимание свободы в пост-анархизме как чего-то для нас здесь и сейчас недостижимого и непостижимого, является просто радикализацией типичной для классического анархизма идеализации свободы. Если в классике свобода рассматривалась как некий идеал, который можно было действительно достичь или просто всегда ориентироваться на него в практике, то это было, тем не менее, от мира сего, для живых людей здесь и сейчас. Пост-анархизм делает (может быть и вполне практичный, ибо не обязывающий к созданию наивных утопических моделей) шаг дальше и теряется на широчайших равнинах произвольности - общество будущего должно быть свободным, это главное, хотя и ни о чём не говорит. Ну да, что так же значит, что пост-анархизм со всей его вполне верной критикой как теоритический инструмент этому крайне размытому обществу будущего не соответствует, т.к. он не утрудился ту же свободу сформулировать, т.к. не указал, куда он хочет привести своей критикой.
Эко-анархист и коммунитарист Мюррей Букчин, видевший себя в традиции классического анархо-коммунизма и синдикализма, критиковал само влияние идей Мишеля Фуко на "модные" веяния в анархистских кругах: "Caught as we all are in the ubiquitous embrace of power so cosmic that, Foucault's overstatements and equivocations aside, resistance becomes entirely polymorphous, we drift futilely between the 'solitary' and the 'rampant' [M. Foucault, The History of Sexuality, vol. 1]. His meandering ideas come down to the notion that resistance must necessarily be a guerrilla war that is always present - and that is inevitably defeated". (Murray Bookchin, "Social Anarchism or Lifestyle Anarchism. An Unbridgeable Chasm", 1995)

Резюме

Итак, мы видим, что анархизм в любом случае нуждается в ревизии, в дальнейшем теоритическом развитии. Критика классического анархизма соверменными теоретиками является вполне адекватной и способна вести теорию дальше. Однако, при ближайшем расмотрении, даже в столь сжатой, практически пунктуальной форме, заметно, что и выскоколобая пост-анархистская теория (вообще-то, теории) сама не без изьянов и упущений, о которые запинается, в конечном итоге, вся конструкция. Напрашивается также вопрос о надобности и оправданности такого термина как "пост-анархизм" вообще. Тем не менее, начало обновлению должно быть положено, ибо искать ответы на вопросы 21-ого века в литературе 19-ого, сколь основополашающей она ни была, было бы наивно. Посему, успехов всем, кому более не по вкусу запоздалая надежда на махновские тачанки и набожное соблюдение "чистоты анархистской веры"!



Ресурсы по теме в интернете :
www.anarchiststudies.org/index.php два сайта о пост-анархизме на английском
http://geocities.com/ringfingers/postanarchism2.html
http://dream.ing-24.com пост-анархистский художественный проект
www.poststructuralism.info англоязычный сайт, посвящённый постструктурализму
www.gender-killer.de вопросы гендерной политики на немецком
www.postfeminismus.de о постфеминизме на немецком
www.postanarchismus.net о пост-анархизме на немецком

http://zhurnal.lib.ru/o/olladij_t/postanarchism.shtml

 Отправлено: 03.11.09 22:43. Заголовок: Олладий Тудаев: „Чёр..

Олладий Тудаев:
„Чёрные стаи“: антифашизм немецких синдикалистов

FAUD, организация немецких анархо-синдикалистов, достигла относительно короткого времени расцвета после ожесточенных боёв за проект общества после окончания Первой мировой войны - после Ноябрьской революции 1918 года. По словам историка Ульриха Линзе, на чёй труд "Die schwarzen Scharen" в основном опирается эта статья, в 1921 году, организация насчитывала около 150000 членов. Особенно сильным профсоюз был в Рурской обасти, в горнодобывающей промышленности. Но после восстания 1921 года, большинство рабочих покинули ряды профсоюза так же быстро, как они влились в них - это развитие отражает, в принципе, закат всего революционного движения в Германии. И по словам синдикалистского теоретика европейского масштаба, Рудольфа Рокера, из массового движения революционных рабочих получилась снова довольно тихая политическая секта, каковой она оставалась ещё довольно долго и остаётся до сих пор (эти события описаны мной в статье "Дортмундсткая коммуна").

Во времена экономического кризиса, т.е. 1930-33 гг., состав организации сократился ещё раз, до трёх-четырёх тысяч человек. Что сделало организацию вообще незначительной на фоне КПГ, СДПГ и прочих политических конкурентов. Так, по словам Линзе, Рокер выражал удивление в письме своему товарищу Максу Неттлау, как организация, где три четверти членов являются безработными со всеми вытекающими из этого последствиями, ещё умудряется издавать несколько газет и собирать более-менее большие митинги по стране... Очевидно прошлые ошибки были учтены, синдикалисты пытались конституировать своё движение как культурное, не только политическое - во время экономической депрессии они нашли силы организовать книжный коллектив и наладить издательскую работу.

Синдикалисты довольно рано, в отличие от социал-демократов, распознали в национал-социализме опасность для международного мира и для рабочего класса, хотя и судили о нём довольно односторонне, фукционалистки - местная форма фашизма, как и итальянский "оригинал", была просто доведённой до предела политической властью капитала, капиталистическим терроризмом, появление которого было не в последнюю очередь, обусловлено этатистским рабочим движением (см. об этом "Абсолютистские идеи в социализме" Рудольфа Рокера). Молодёжная организация синдикалистов, SAJD, особенно активно выступала против всякой формы авторитаризма, и национал-социализма в том числе. Требованием её было создание единого фронта против поднимающего голову фашизма, что было отражено даже в резолюциях съездов, например "борьба против капитализма, фашизма и государственной тирании", а так же против принудительно труда, которым не брезговало послевоенное правительство, а, позднее, и нацисты. На безработицу следовало ответить, напротив, радикальным сокращением рабочего времени, на нужду - прямым действием и экспроприацией.

Конечно, в рядах организации размышляли о причинах такого быстрого падения с вершины массового движения, о причинах столь быстрого роста национал-социалистической партии. Самокритики было достаточно. Одной из самых интересных реакций было создание так называемых "Чёрных стай", боевых частей синдикалистов.

Интересно так же то, что "Стаи" были созданы не в центрах движения (если в то время ещё можно было говорить о центрах движения), не в Берлине, не в Дортмунде, не в индустриальных районах страны, а в глубокой прусской провинции, в Верхней Шлезии. Товарищи из местной ячейки FAUD организовали антифашистское объединение в 1930 году. Организация была названа "Чёрные стаи", и, по словам современников, ей удалось обратиться и достичь куда более широкий круг рабочих, чем это могла сделать FAUD. Причины возникновения и успеха "Стай" коренятся в послевоенной ситуации в регионе: Польша имела притязания на Шлезию, парамилитаристские формирования поляков были отброшены вооружённым сопротивлением местного немецкоязычного населения. Идея национального самоопределения и борьба с польскими захватчиками легитимировали идею вооружённого сопротивления в населении. Анархо-синдикалисты переняли принцип самообороны для защиты от праворадикальных бандформирований с немецкой стороны, т.к. в Веймарской республике формирование вооружённых отрядов партиями было, очевидно, в моде. Центром синдикалистского движения в регионе был город Ратибор, предводителем был некий Альфонс Пислярский. Сама группа FAUD была основана в 1928 году, и была довольно малочисленной, не более 50 человек. Предводителями "Стай" были Теодор Беннек и Георг Беннек из Ратибора, не состоявшие, кстати, друг с другом в родстве. Помимо этого, организация располагала и другими официальными должностями: ответственным за газету и её распространение, казначеем и главным корреспондентом. Первая стая в самом начале тоже была маленькой, около сорока человек. Из Ратибора и начали расползаться "стайки", они были основаны в Бойтене, Розенберге, Качере, Глейвице, Бобрек-Карфе. К сожалению, до сих пор не было обнаружено первых программных документов "Чёрной стаи". Но благодаря прилжному полицейскому наблюдению за движением, мы можем судить о первых "Стайках":
-они были униформированы, т.е. перенимали образ уже существующих лево- и право-радикальных вооружённых отрядов; члены носили чёрные рубахи, чёрные береты, ремни и портупеи. Анархистская символика была представлена пряжками ремней и кокардами беретов с изображением сломанной винтовки;
-они активно занимались пропагандистской деятельностью - демонстрациями, собраниями, загородными лагерями. Нетипичной формой пропаганды для FAUD были поездки по деревням, ведь FAUD имела корни в первую очередь в городском пролетариате, не смотря на инициированную тогда Фрицем Кестером волну экспериментов с коммунами и сельскохозяйственными предприятиями в синдикалистском движении. Но этот интерес объясним на фоне длительной экономической депрессии. Возможно, к экспедициям в сельскую местность "Стаю" побудило так называемое "восстание должников" в 1928 году, вспыхнувшее в деревнях почти везде на северо-востоке Германии - оно хотя и происходило под чёрными флагами, но подготавливало деревню скорее к пришествию NSDAP;
-в первую очередь, "Стаи" предупреждали о национал-социализме. Очевидно, это было попыткой объединить многие враждебные друг другу леворадикальные секты и партии. Так, "Чёрная стая" в Ратиборе сотрудничала с местной группой КПГ, проводя митинги против "плана Юнга", новой войны и фашизма. Из полицейских отчётов следует, что "Стая" развила в союзе с коммунистами в 1930 году довольно активную деятельность. На одной довольно большой демонстрации даже появился фургон, разрисованный фигурами Христа в противогазе, и рейхспрезидента в панталонах и ночной рубашке. Зубастый юмор синдикалистов...

Только летом 1930 года искра перескочила и на один из центров движения, на Берлин. Берлинские коммунисты основали тогда свои "боевой отряд против фашизма", анархо-синдикалисты попытались создать из рядов своей молодёжной организации подобный отряд, и назвали его, разумеется, "Чёрной стаей". Первое обращение берлинцев к рабочим начиналось следующим образом: "Как ты относишься к фронту обороны против фашизма и врагов анархо-синдикализма? Мы, как молодые революционеры, не согласны со стагнацией нашего движения. Поэтому мы собрались вместе, чтобы найти пути и средства, которые выведут нас из этой стагнации. Вот наше решение - основать по примеру товарищей из Верхней Шлезии "Чёрные стаи" в Берлине, оборонный отряд против фашизма и боевую организацию анархо-синдикализма". Ядром берлинской "Стаи" была на этот раз молодёжная организация SAJD, которая засвидетельствовала "старой" организации длительное бездействие, и решила вместо прозябания в пессимизме и выжидании снова заняться работой с массами. Пункты "обвинения" FAUD были таковы:
- FAUD понимала себя в первую очередь как профсоюз и, следовательно, не уделяла должного внимания политической борьбе. "Стаи" должны были стать дополняющей организацией и сконцентрироваться на политической борьбе. Это было срочно необходимо, т.к. FAUD до сих пор не могла достичь широких масс по причине отсутствия твёрдого ядра планомерно работающих пропагандистов;
-причины стагнации FAUD обнаруживались так же и в более-менее скрытой или даже открытой индивидуалистской или элитарной враждебности по отношению к организационной дисциплине. "Мы изолировались и считали себя лучше масс. И именно антиавторитрная молодёжь виновна в этой нездоровой деятельности. Мы напоминаем об отрицании чёткой организации и о связанном с этим индивидуалистским убеждением товарищей, которые отрицали её как нападение на их личную свободу. Мы напоминаем о принципе добровольности, которые привели к тому, что всякая деятельность и финансовые взносы были валены на плечи нескольких ответственных товарищей". Чтобы изменить мир, нужно было отказаться от бытия маленькой, но верной идеалам секты, и снова стать массовым движением... "Чёрные стаи" не собирались играть в солдатики, они собирались исполнять свой долг как "солдаты революции";
-"Стаи" должны были перенять полностью агитационную деятельность FAUD, идти в деревню, агитировать вдоль рек, а так же среди рабочих судоходства, агитировать во дворах. Пропаганда должна была тоже быть модифицирована и отвечать требованиям времени, планировались броские плакаты, музыкальные и театральные коллективы, стенгазеты в домах и автомобили с громкоговорителями;
-пред лицом крепнущего фашизма должно было укрепляться и единство рабочего класса в противоположность раскольническо-партийным тенденциям. "Стаи" задумывались как над- или межпартийная организация, представляющая ещё и "единый фронт прямого пролетарского действия". Сотрудничать предполагалось со всеми, кто представлял интересы пролетариата в борьбе против капитала и государства, что делало сотрудничество с КПГ как в Шлезии, у коллег, скорее невозможным.

Через некоторое время берлинская организация разделилась на северную и южную. О лидерах, членах и прочем информации почти нет, нельзя так же судить, насколько было воплощено в жизнь видение чёткой и дисциплинированной структуры. Руководителем северного отделения был некий Вальтер Капс, также некогда основатель местной группы SAJD, издавалась газета, распространялись листовки, была введена униформа: плотницкие береты или тёмно-синие шапочки, помимо символики с переломленной винтовкой в ходу была советская звезда с серпом и молотом на чёрном фоне - символика SAJD.

В 1931 отделение "Стаи" было создано в Касселе. В течение года, согласно тем же полицейским отчётам, ячейка разрослась до сорока человек (для сравнения Линзе приводит количество членов в боевой организации коммунистов Касселя - около 800 человек). Инициатором был столяр Вилли Пауль, он издавал газету "Пролетарский фронт" тиражом до 500 штук. Кроме того, организация издавала боевой листок "Чёрная стая". В одном из номеров, как мы можем узнать только по полицейским отчётам, ибо ни одного экземпляра не сохранилось, на должность лидера местной группы предлагалось пригласить анархиста Эриха Мюзама, т.к. он был любим пролетариатом и имел опыт борьбы.

Известно и о других группах "Чёрной стаи" - в Зуле и Эрфурте. Была основана группа и в Дармштадте, состоявшая большей частью из молодёжи SAJD. Как писал организатор Густав Достер, с униформой у группы были проблемы - одеваться следовало в чёрное, у кого не было денег, тот "помогал" себе ваксой или гуталином. На антифашистских демонстрациях небольшая "Стая" шла под своими собственными чёрными флагами с надписью "Смерть фашизму!", а за ней музыкальная группа из единственного в регионе отделения FAUD, из Дюисбурга. Что касается "Стаи" из Вупперталя - это единственная группа, о которой действительно известно, что она была вооружена несколькими револьверами и карабином. В стрельбе группа систематически упражнялась в безлюдных местностях. Оружие применялось потом в уличных боях с штурмовиками. Униформа и вооружение играли в боях очень важную роль - штурмовики считали, что "Стая" больше и сильнее, чем она была на самом деле! Вуппертальцы тесно сотрудничали с Социалистической рабочей партией, с Коммунистической оппозицией, с отколом от коммунистического Союза бойцов Красного фронта - была основана "Боевая дружина против фашизма и реакции". С КПГ вуппертальцы, видимо, сдружиться не смогли. От вуппертальских синдикалистов мы узнаём и о репрессиях против анархистов, в особенности против членов "Стай": носящих чёрные рубахи могли арестовать за ношение оружия из-за перочинного ножика в кармане, в то время как на соседней улице маршировала "Гитлерюгенд" с кортиками наголо.

Часть FAUD и её молодёжной организации смотрели на "Чёрные стаи" скорее скептически, часто заслуженно их критикуя. Так, например, синдикалисты из "старой" организации, которую пыталась критиковать и дополнять берлинская "Стая", утверждали, что фашизм является в первую очередь феноменом не политическим, а экономическим. Корни его лежат в существующей (кстати, по сей день) системе эксплуатации, в критические моменты правящие классы нуждаются в особых средствах для утверждения своей власти, например, в штурмовых отрядах. И только у их экономических корней можно успешно бороться с тиранией и наёмным рабством. Не следует зацикливаться на побочных явлениях вроде тех же штурмовиков. Анархо-синдикализм движение экономическое, прямое действие может применяться только в этой области - генеральная стачка, например. Всё, что кроме - регресс, партийно-политический иллюзии. История Веймарской республики и капского путча в особенности показывает, что реакцию можно победить только экономической борьбой, собственно всеобщей стачкой. Там же, где рабочие вооружались, регулярная армия и праворадикальные бандформирования совместно топили их в крови. Надеяться на победу в прямой конфронтации с милитаризмом довольно наивно. Кроме того, все партии создавали тогда свои боевые отряды - даже СДПГ и умеренно-консервативная партия Центра. Синдикалисты же извлекли из этого урок - боевые отряды ничего в положении рабочих и работниц изменить не могли. "Чёрные стаи" были эдаким модным явлением в синдикалисткой среде. Следующий пункт критики - униформа: для самообороны вовсе не обязательно облачаться в униформы, испугать противника можно и так. Кроме того, "Чёрные стаи", Schwarze Scharen - сокращённо SS! Рабочим были слишком хорошо известны итальянские чернорубашечники, на антимилитаристских демонстрациях "Стаи" распевали боевые гимны, что, пожалуй, звучало довольно странно, всё это выглядело как подражание тому, с чем "Стаи" должны были бороться. Многие отвергали милитаризм "Стай" как несовместимый с анархистскими идеалами - где милитаризм, там и иерархия, там и подчинение. "Против милитаризации молодёжи!" - был лозунг SAJD. Все усилия в области воспитания молодёжи стали бы фарсом, да и недостаток духа едва ли можно заместить шаблонами и механизацией, нельзя уподобляться политическим партиям, которые не могут представить себе иной внепарламентской борьбы, кроме как на военной основе. (Оркестры же были одобрены, поскольку не имели ничего общего смилитаризмом и пригождались на демонстрациях.) В феврале 1931 года на берлинском 12-ом съезде FAUD было утверждено, что "Чёрные стаи" могут возникать только в связи с группами FAUD, что говорит о страхе синдикалистов перед обособлением "Стай", ведь в "Стаи" мог вступить кто угодно, не обязательно было быть синдикалистом. Опасения были вполне оправданными: в коммунистическом Союзе бойцов красного фронта частенько случалось, что целые группы откалывались и уходили к нацистам, многие их члены становились предателями и убийцами своих же бывших товарищей... Привязка к материнской организации, FAUD, могла служить предохранителем для таких случаев.

Но в целом можно сказать, что возникновение "Стай" было вполне закономерным явлением конца Веймарской республики. Они снова исчезли ещё до передачи немецкими буржуазными элитами власти партии Гитлера. Причины были самыми разными: смерть мастного организатора, кризис организаций FAUD... Едва ли они играли действительно важную роль в антифашистской борьбе того времени. В общегерманском плане, возможно и нет, но Линзе советует смотреть на "Стаи" под таким углом: на местах они были вполне действенны (например, в Вупертале "Стая" была важнейшим органом пролетарской самообороны), они предотвратили многочисленные нападения нацистов на уличные собрания и демонстрации в рабочих районах. Хотя, после самороспуска леворадикальных организаций в 1933 году, сопротивление не кончилось. (Один анекдот из Вупперталя: в день прихода Гитлера к власти, анархисты и коммунисты загнали торжественное факельное шествие нацистов в реку, в последующие же разы молодёжь SAJD толкала радостных зевак из толпы в факельную процессию, за что те получали факелами, и начинался полнейший хаос.) "Стаи" были, кроме всего прочего, признаком разочарования и беспомощности пред лицом политического сектантства в рабочей среде, в том числе и среди синдикалистов. Предположительно, именно эти боевые молодые люди, страстно желавшие политической борьбы и объединённого антифашисткого действия, отправились позже в Испанию в составе группы DAS (немецкие анархо-синдикалисты).

 Отправлено: 30.03.10 22:31. Заголовок: Национально-Анархиче..

Национально-Анархическая Доктрина.

1.Общественно политические формации.

С самых ранних эпох человеческого развития, антропологи находят общественное состояние вида Homo Sapiens. Будучи животным исключительно коллективным, человек всегда и во все времена имел определенное общественное устройство. И это устройство приходило к нему по целому ряду объективных обстоятельствах. Изначально это определялось необходимостью выживания в условиях дикой природы. Затем, примитивным способом производства. Позже, свободные народы были поставлены в условия войны, и, наконец, в условия экономической конкуренции. Таким образом, пути развития той или иной общественно-политической формации ОПФ всегда определялись причинами объективными, и определялись в степени куда большей, чем субъективное вмешательство правителей, царей, императоров, тиранов и деспотов. Это даёт опору для объективных исследований эволюции государственных систем.

Так, в истории любого государства мы находим вполне различные между собой стадии развития политической системы, и, тем не менее, стадии эти имеют ряд сходств со стадиями развития других государств, либо исторически синхронными, либо разнесенными во времени, но повторяющиеся по тем же непреклонным законам общественно-политической природы.

Вековые и тысячелетние периоды покрывают историю безгосударственного состояния человечества. Тем не менее, придворная история твердит нам про исключительное господство принудительных систем организации, проводя школьного ученика от египетских пирамид до фашистских режимов, от истории одного цветущего государства до другого, цветшего в не меньшей силе. И как только дело касается догосударственного развития или периода деспотического упадка, наша официозная история строит угрюмое лицо, произнося короткие и скучные фразы, словно стесняясь пред лицом недавнего величия империи, того неизбежного фиаско, которое она потерпела, и, что ещё хуже, стесняясь тех ужасных преступлений перед свободными людьми, что были совершены при основании Государства.

За исходное состояние, национал-анархизм принимает безгосударственную форму человеческого сообщества. Такую, какую ему предначертала сама природа: национально-семейную форму существования. Эту безнасильственную и беззапретную форму абсолютной свободы, мы не можем назвать никаким другим термином кроме “первобытной анархии”, когда все члены семьи, племени или рода принимали участие в формировании общих решений, делая это без собраний, без голосований, без крика и мордобоев.

Когда же появились собрания, старейшины и вожди, тогда настал черёд демократии, то есть первой государственной формы, уже подразумевающей подчинение меньшинства большинству, и мнению старейшин как верховного авторитета призванного сгладить разногласия своих детей.

Однако эта народная демократия при первом же развитии войны или торговли переходит в форму представительскую, передающую власть в руки “лучших людей”. Народ вступает в стадию героического развития, а разделение труда между родами выделяет в отдельные касты представителей одного и того же племени. Появляются управленческие и военные родовые касты, которые на базе представительной власти формируют власть республиканскую. Отчасти эта власть еще базируется на мнении всего народа, но на вече и в форумах все большее и большее количество мест занимается племенной аристократией на постоянной основе. Народ постепенно вытесняется на зрительские места. А вокруг бродят герои-одиночки повергающие драконов и бросающие вызов богам. Аристократические республики с удовольствием приглашают их на военную и политическую службу, делают её сначала пожизненной, а затем передают её в ведение героического рода или семьи.

Наконец, героев сделавших состояния на крови, становиться довольно много. И, поскольку ничему кроме как убивать да властвовать они не научились, то в конкурентной борьбе за своё величие, они не находят ничего лучшего чем устраивать грабительские и междоусобные войны. Потому режут друг друга, вовлекая в свою “героическую” борьбу народные массы, до тех пор, пока не останется один единственный, исполненный величия и наглости назвать себя королём.

Однако и этим, “лучшим из лучших”, не доводиться долго почить на лаврах. Изничтожив всех врагов внешних, покорив все обозримые дали, они наконец-то обращают взгляд на своё окружение. И поскольку всё долгое время, потраченное на создание империи и собственного величия, они не видели в лицах людей ничего кроме вражды к своей особе, то и в своём кругу, в кругу родственников, вельмож, а иногда и народа, они выискивают врагов, лжецов, изменников и негодяев. Первых они просто убивают, других таскают по тюрьмам, разоряют и унижают, ну а третьих облагают безмерными налогами, бесконечными законами и передают в руки своих запуганных холуёв.

Постепенно, от тирана к тирану, складывается бюрократическая система паразитов, единственной целью и задачей которых становиться стремление выпить из народа столько крови, сколько это возможно, а иногда и сверх того. И в тот момент, когда тирания впервый раз пошатнётся от пьянки или болезней, для своры этой звучат фанфары возвещающие начало конца. Словно армия, восставшая из преисподней, кидаются они на жизненное пространство того или иного народа, готовые вынимать из людей не только золото, хлеб и здоровье, но саму душу.

Империя уничтожает народ ставший её прародителем. Уничтожает все национальные основы своего существования. Развращает общество коррупцией и “заботой”, подвергая “заботе” все мыслимые действия, которые свободный человек всегда совершал сам. В пользу бюрократии изымается право самозащиты и мести, здоровье и воспитание, обозначение выходных и праздников, в конце концов, даже уважение к себе предлагается отстаивать в судах, то есть передать самоуважение в руки чиновников от "правосудия". Власть, как совокупность государственных учреждений нафаршированных исполнителями законов, решает и определят жизнь, судьбу и кончину гражданина. “Орден меченосцев” железной рукой хватается за аорту каждого, подвигаемый жаждой остановить кровоток в первый же из походящих моментов. В обществе парализуется всякая инициатива и всякое стремление. Вследствие чего, наступает “застойный” период, период упадка, разрушения государства и народов его составляющих. И, если Государство не погибает под ударами другого великого героя, то подобно чуме пускается в путь от одной денационализированной группы к другой, а то и вовлекает их в своё смрадное логово для постепенного пожирания в судебных палатах, армейских казематах, на каторгах и в тюрьмах.

Но не все народы способны принять приглашение за трапезу. Многие начинают сопротивление. Одни по причине того, что видят какой вред несёт государственная болезнь их народам, другие же из гордости и надежды вызвать к жизни своё собственное чудовище. Национал-анархизм отстаивает позицию первых. В этом состоит его основное значение. Национал-анархизм – это национализм анархического толка. Это анархизм противопоставляющий тепло национальной и семейной общины злобности и разобщенности государства. Это анархизм отстаивающий свободу и независимость национальных народов, исключающих власть из своей внутренней жизни, а потому ненаходящий ей места и в международных отношениях.

Национал-анархист не признаёт государств, законов и власти, не является гражданином и не признаёт ни за кем исключительного права собственности. Природа его единственный бог.

2.Неграждане и государства.

Однако что означает быть гражданином? Для многих это достаточно простой вопрос. Нет ничего проще! Всего то и надо что платить налоги, получить паспорт да соблюдать законы. Но стоит только лишь погрузиться в историю создания государств, как тут же находится ещё один немаловажный факт: гражданин характеризуется активной гражданской позицией.

Ни одно государство мира не складывалось на национальной почве, но каждое образовывалось на основании интернационализма, то есть при слиянии нескольких национальных обществ на стадии героического развития (аристократической республики). Происходил ли этот процесс “полюбовно” как в Новгороде или насильно как в Риме, но в каждом из случаев он был связан с расчленением общества на касты угнетателей и угнетенных. И в каждом случае существовала некоторая элитарная группа людей, путём сговора организовавшая властные государственные институты, и передавшая им некие наднациональные сверхзадачи. Иногда для этого приходилось затевать грандиозные проекты по строительству чудес света как на берегах Нила или в Афинах, а иногда просто делиться военной добычей как под Царьградом. Но в каждом таком случае, для отвода глаз угнетённых и для оправдания грабежа над ними, бандой “отцов основателей” издумывалась “национальная” идея. Идея, не имевшая к национальной жизни никакого отношения, но идейно объединявшая разнонациональную среду, то есть идея националистическая. Идея, которая выглядела хотя и мягче чем нацистские лозунги фюрера о господстве высшей расы, но умевшая уместить в себя ту же самую функциональную нагрузку. Исходя из этой функциональности, национал-анархизм характеризует народные массы озабоченные государственным строительством не иначе как нацией. Националистический элемент того или иного народа (отдельные слои или группы) консолидируется не на национально-родственной основе, а на основе организации совместного обогащения при помощи государственного учреждения.

Обогащение организовывается как над порабощенным народом, так и над своим собственным. В нем состоит активная гражданская позиция. Гражданин, истинный гражданин, не просто уплачивает налоги, но при их посредстве поддерживает могущество государства для добывания уже при его посредстве больших благ и преимуществ. Гражданин во всем блеске демонстрирует свои нацистские наклонности в тот момент, когда, скажем, затевает войну, увлёкшись лишь своими собственными барышами от поставок на её нужды. Вот это настоящий гражданин!

А что же все остальные? Остальные “граждане” принуждены буквой закона и силой полиции (купленными на деньги государственного нациста) оплачивать государственные расходы на войну или на очередное чудо экономического развития, скажем, удваивающее ВВП. “Обычные граждане” состоят в ранге ресурса, такого же к которому причисляют лес, уголь, металл или нефтяные месторождения. “Граждане”, потерявшие свою национальную структуру, состоят у государства в той же рабской зависимости, в какую попали к нему национальные сообщества и “коренные народы”.

Выстроив ресурсную систему отношений, имперское государство денационализирует все доступные его влиянию народы, проводит политику разложения их родственных и национальных отношений, лишает памяти предков и самого права на свободную и независимую жизнь.

Но там, где ещё помнят анархическую свободу, тихая борьба национал-анархистов ещё продолжается. Характерно что: “Аборигенные народы постоянно стремятся, чтобы их рассматривали не просто как еще одну разновидность национальных меньшинств, а как сообщества с особым статусом.” ( Родерик Питти , сотрудник Центра гражданской активности и прав человека университета Дикина (Мельбурн, Австралия). То есть они словно говорят: мы не состояли и не состоим в составе империи, мы это мы, и мы свободные люди. Но в ответ:

1.“... власти большинства государств не употребляют термина “коренные народы”, заменяя его термином “коренное население” или даже “коренные жители”. Тем самым пытаются предотвратить возможность юридического признания идеи о безоговорочном праве коренных народов на самоопределение. Большинство государств, отказываясь признать за изначальными собственниками земли статус самостоятельных народов, настаивают, что данные собственники обладают лишь тем подчиненным статусом, который определен внутригосударственным правом соответствующих стран. Утверждается также, что аборигены не имеют в международном праве статуса, равного статусу нетуземных народов.”

2.“... некоторые государства выдвинули географическое ограничение на применение понятия “аборигены” и утверждают, что если “коренные народы” где-то и проживают, то только не у них, а в других странах – по большей части имеются в виду страны, созданные европейскими поселенцами. Подобный подход наиболее характерен для представителей азиатских государств...” ( Родерик Питти , сотрудник Центра гражданской активности и прав человека университета Дикина (Мельбурн, Австралия).

Национальный элемент, вступая в отношения с нацистами от государства, был настолько анархичен, что не имел в своих представлениях ни понятий о собственности, ни надлежащих ей обозначений. “Заключенный в 1840 году договор Вайтанги был договором в подлинном смысле этого слова, если не считать, что между текстом на языке маори и английской версией было существенное различие, которое возникло из-за того, что стороны по-разному представляли себе, что именно является предметом соглашения”. “Верховный суд США минимальным большинством (5 голосов против 4) подтвердил, что право индейцев на узуфрукт, закрепленное договором 1837 года, по-прежнему действует. Эти права не были аннулированы и договором 1855 года, в соответствии с которым община отказывался от “всех прав, титула и выгоды”, связанной с землями Миннесоты. Суд счел, что чиппавеи не понимали, что отказываются и от прав на узуфрукт, а составители договора от имени Соединенных штатов, вероятно, не имели определенного намерения лишить их этих прав и, во всяком случае, не выразили его в тексте договора”. ( Бенедикт Кингсбери, профессор юридического факультета Нью-Йоркского университета).

При встрече с государственным правом, национальные анархисты прошлого пользовались простым, но здравым смыслом, утерянным для цивилизованного человека: “Потом появился белый офицер (губернатор Стивенс), который пригласил всех индейцев племени на совет для составления договора. Совет открылся, и он откровенно сказал, чего хочет. Стивенс сообщил, что в эти места приехало уже очень много белых людей и приедет еще больше; надо разграничить землю так, чтобы индейцы и белые могли разделиться. Чтобы все жили в мире, сказал он, индейцы должны иметь свою территорию и на ней оставаться. Мой отец, который представлял свое племя, наотрез отказался участвовать в этом совете, потому что он хотел остаться человеком свободным. Он заявил, что никто из людей не владеет какой-либо частью земли и поэтому не может продать то, чем не владеет”.( Вождь не персе Джозеф ). Похожая ситуация существовала и на другом континенте, в Австралии. Где до 1992 г. доктриной колонизации служила теория, что для целей применения обычного права Австралия представляет собой землю, не имеющую владельца, а потому отношения аборигенов с землей и источниками воды не требовали юридического признания.

Повсюду государственные Граждане, где только находят свою выгоду, устраивают запреты и законы, определяют владельцев и собственников, силой и обманом берут себе все, что только захотят в своё исключительное владение. Националист всегда, в меру своих скромных возможностей, сопротивлялся этому. Националист всегда мешал государству, всегда был против государства – он всегда был анархистом.

3.Граждане и национал-анархизм.

Современный анархизм недостаточно точно понимает, почему в своём противостоянии государству он оказался в непримиримых отношения с нацизмом. Воспринимая нацизм чувственно, как эпидемическую болезнь массового сознания, мало кто из “граждан” понимает его государственную природу. Национал-анархизм признает источником нацизма имперское государство.

Граждане, реализуя политику интернационализации и денационализации народов, волей-неволей проводят нравственное развращение имперского населения. Ведущее место занимает идеология обогащения и культ власти. Люмпенизированные слои “граждан” в вакууме, который ранее заполнялся национальной культурой (правдой отцов), усваивают эти химерические императивы и стремятся реализовать их в социальной среде. Однако в рамках государства нет другого пути к власти кроме как, повторить историю её развития. То есть необходимо создать банду с “национальной” идеей и развязать войну. Таким образом, всякая из политических партий ведущая политическую борьбу за власть, отличается от боевых нацистских организаций, только лишь тем, что имеет лучшее финансирование из источников граждан, да делает вид что соблюдает законы. В то время как сам плебейский нацизм более основан на государственном энтузиазме “гражданских” денационализированных масс. Именно эти массы, лишенные удовольствия законодательно наладить грабеж в личных интересах, вершат все революции в слепой надежде оказаться у кормила власти и возле лучших средств для личного обогащения. Они свирепо ненавидят аристократические и чиновничьи круги, но только лишь потому, что сами отводят для себя роль государственных распорядителей. И поскольку империя предоставляет право на успех каждому субъекту на принципах интернациональных (вне зависимости от национальности), то, наблюдая во власти скопление какой-либо из национальной группы, они кричат об национализме, о заговоре и о прочей чуши, которая по сути лишь выражает их социальное поражение.

Национал-анархизм не видит ничего плохо в том, что люди стремятся поддерживать национальные связи, но, тем не менее, выражает свою ненависть к аристократии, чиновникам и олигархам совершено не на националистической почве. Национал-анархизм откровенно не принимает этих господ, составляющих нацию. Нация есть форма объединения людей с целью наживы, и неважно происходит оно на националистической или на интернациональной почве – результат всегда будет один – государство. Потому, ни одна из исторически известных революций не предоставила людям какой-либо свободы как продолжительного и длительного состояния. Каждая из известных революций совершалась пронацистскими кругами, так или иначе, осознано или нет, но стремящимися захватить в своё распоряжение богатство и собственность. Другими словами, в ходе революций, “граждане” стремятся наполнить своё гражданские состояние единственным смыслом, который только доступен денационализированному элементу. И только элемент с национальным и национально-освободительным сознанием способен идти к личной свободе, и выбирать верный курс в пучине любой революции.

Всякая революция, есть революция граждан против граждан. Всякая революция есть гражданская война за право обладать и распоряжаться общественными благами. Всякая революция есть колыбель будущей диктатуры. Национальный анархизм против диктатур, против гражданских войн и против революций. Только национально-освободительная борьба, длительная, непреклонная и непоколебимая в своих либертарных идеях свободы, равенства и братства, может дать человеку то, чего он так страстно желает с тех времен, когда его проглотило государство.

4.Анархизм и нравственность.

Национал-анархизм отказывается от революций. Основной политической деятельностью признаётся национальная оборона. Свободному человеку не нужны ни власть, ни богатства. И то, и другое средства для иждивенчества. Национальный анархист находит свою свободу в самодостаточности и автономной способности обеспечить свою жизнь самостоятельно или в рамках семейной общины. Из этой самостоятельности происходят покой, уверенность, доброта и незлобивость – все те качества, что были присущи свободному земледеятельному общиннику и забыты с приходом цивилизации.

Возврат в национальную среду превращает убранистическое окрысившееся животное в человека. Как растение, помещенное в естественные для него условия, даёт красивые и спелые плоды, так и человек, живущий в естественной социальной среде, производит нравственные поступки.

Только национальное сознание может быть экологичным. Когда природа, вместо городских трущоб, станет опять для человека домом, тогда он забудет об “окружающей среде”. Деревни не производят мусора, национальные души не содержат зла. Именно это очищение природой находит современный цивилизованный гражданин идущий к природе, стремящийся на пляж, в горы, в лес. Даже недолгое соприкосновение с нашим первородным божеством (пусть даже извращенное туроператорами) возвращает миллионам людей покой и умиротворение. Они же говорят: “мы отдохнули”. Глупцы! Ведь они всего-навсего только прошли рядом с тем истинным сокровищем, которым владели их предки. И для того, чтобы вернуть его себе, не нужны ни войны, ни революции. Нужна одна только воля, воля жить свободным и не продавать себя за деньги.

5.Идеология.

Идеология национал-анархизма состоит в признании государства преступной организацией, в осуждении принудительного гражданства как рабства, в оценке капитала как безусловного зла.

Национал-анархизм полагает, что не менее 80% людей включенных в состав какого-либо государства, никогда не изъявляли желания ему подчиняться, и были принуждены служить ему, ненайдя для себя другого исхода. Предки этих людей так же никогда не желали состоять в той или иной империи, и даже вели борьбу за свою свободу и независимость. Силой оружия склонили их к подчинению, и силой закона ( а по сути всё той же силой оружия) заставляют платить налоги в пользу банды истинных граждан.

Нынче, когда подобное принуждение является очевидным злом для всего человечества, национал-анархизм предлагает “семейный развод” вместо революции. Добиться признания за каждым человеком одного только права свободы от налогов, оставить алчным их богатство, оставить властным власть над самими собой – вот идеологическая задача анархизма. В рамках государственной формы задача-минимум состоит в юридическом признании налога собственностью налогоплательщика, задача-максимум передаёт право распоряжаться налогами непосредственно налогоплательщику, и одновременно упраздняет избирательную систему как источник публичной власти.

От чего же, когда человека лишают свободы перемещения, принуждают к труду и отбирают право на все его результаты, мы называем это рабством, но когда нас принуждают к уплате налогов, обещая взамен защиту закона и предоставление (в рамках этого же закона) дикого права грабить друг друга, мы называем это свободой? Возможность унижать и уничтожать друг друга – вот то, что сегодня называют гражданской свободой либералы. Эта та единственная свобода, к которой только и может стремиться государство. И чем большее количество возможностей для унижения ближних своих предоставляет то или иное государство, тем его называют свободней, и тем вернее оно движется по пути установления деспотии, когда (в завершении этого порочного развития) свобода одного достигает небывалых возможностей для унижения многих.

Только идеология анархическая выступает за свободу для всех, и только идеология национальная может предоставить её каждому, и предоставить её на тех же основаниях, на каких человек свободен в своём семейном кругу. Этой свободой у семейного очага, простой и понятной каждому из великого человеческого племени, национал-анархизм готов поделиться со всеми. Каждому мы сможем объяснить, что националистические и гражданские банды гибнут в войнах и революциях, спровоцированными той или иной деспотией, что государства рождаются и погибают, подобно “Титанику” увлекая на дно целые народы, и только национальная кротость наследует мир, приходя каждый раз на новое пепелище.

Посланный спасти свой народ от римского разврата великий пророк иудеев, говоря о судьбе национальностей, учил: “...многие первые станут последними, а последние — первыми”. Он же предрекал “Царство Божье” на земле. Достигнем ли мы “Царства” не знаю, но достичь свободного существования без царей и государей вполне в наших силах. Путь же к этому только один – национальное анархическое сознание. Анархическое и национальное! Национальное, и потому анархическое!

Demogog

 Отправлено: 27.04.10 10:43. Заголовок: Трой Саутгейт - Пре..

Трой Саутгейт - Преступая внешние пределы
От Третьей позиции к национал-анархизму


Одержимость человека тринитарной идеей длится тысячелетия. Действительно, когда налицо представлены две явных возможности для выбора, обе недостаточно взвешенные, мы зачастую ищем третьей альтернативы. В конце шестого века до Рождества Христова прославленный буддистский мудрец Гаутама отверг жизнь, полную пышного благоденствия, и принял испытание самодисциплиной и отречением. В результате, после подвержения себя крайней форме голодания, принц осознал, что существует срединный путь между роскошью и аскетизмом. В данном случае это был путь медитации и отрешённости - процесс, в котором оказываются превзойденными оба жизненных стиля.
Интересная параллель может быть проведена между отказом Гаутамы от привилегий, доставшихся ему по наследству, и поиском на протяжении конца девятнадцатого и начала двадцатого веков альтернативы капитализму. Решением, как нам хорошо известно, был коммунизм. Последний век фактически может быть справедливо воспринят в качестве яростной исторической битвы напряжённо противостоящих и горько-враждебных идеологий. Но, как около шестидесяти лет назад рассматривал Хилэр Беллок в «Реставрации собственности», различия между двумя идеями не настолько отчётливы или рельефны, как то зачастую утверждают их сторонники: «Единственное экономическое отличие между толпой раболепствующих русских и шайкой свободных англичан, стекающихся поутру к фабрикам, состоит в том, что последние эксплуатируемы частной собственностью, а первые государством общинной модели. Движущая сила положения дел в России – это установление комфортабельной для кого-то и друзей этих «кого-то» бюрократии за счёт пролетарского труда. Движущая сила положения дел в Англии – увеличение чьего-то личного благосостояния за счёт пролетарского труда. Но нам нужно нечто отличное от того и другого». Таким образом, коммунизм был рассмотрен не как противоядие, но как симптом и продукт капитализма. Собственный поиск Беллоком альтернативы как капитализму, так и коммунизму был представлен Дистрибутивной Лигой, которую он основал в 1936 году совместно с Г.К. Честертоном. Оба были прославленными новообращёнными в католичество, и оба оказались вдохновлены Rerum Novarum, своевременной энцикликой, в которой Папа Лев ХIII отвечал на вызов атеистического коммунизма предложением, чтобы имущество было распределено более справедливым образом, а к рабочим относились с большим почтением. Как мы сможем увидеть из нижеследующего, Беллок и Честертон стали двумя главными идеологами новой, Третьей позиции.
В конце 1970-х крупнейшая британская крайне правая организация Национальный Фронт испытала беспрецедентный рывок в развитии. В сущности неотличимый от более распространённой Консервативной партии, в которой защищались семейные ценности, закон и порядок, смертная казнь и прочие установки правого крыла, НФ стал именем нарицательным благодаря своей оппозиции к мультрасовости и поддержке принудительной репатриации всех небелых иммигрантов. Однако в 1979 году партия потерпела тяжёлое поражение на голосовании после того, как Маргарет Тэтчер позволила себе высказать один или два откровенных комментария по поводу растущей иммиграционной проблемы. В результате многие приверженцы оставили НФ ради сравнительно менее экстремальных сфер правого центризма, хотя, вполне предсказуемо, торжественное обещание миссис Тэтчер затянуть петлю на иммиграции так никогда и не было закреплено практически. С этого момента НФ прошёл через период фракционности в качестве запутанной мешанины идеологий, которая столь долго шествовала под единым знаменем к итогу теперь уже ожесточённой борьбы между реакционными консерваторами, вульгарными неонацистами и революционерами. Светила НФ, такие как Мартин Уэбстер и Джон Тиндалл, были исключены из партии в начале 80-х, освободив дорогу для нового энергичного поколения молодых активистов, - таких людей, как Дерек Холланд, Ник Гриффин, Патрик Харрингтон и Грэм Уильямсон. Эти личности были мотивированы заграничными организациями «третьего пути», и не в последнюю очередь итальянской Terza Pozitione (Третье положение) и высланным Роберто Фьоре. Стратегия дестабилизации - Anno di Piombo, – которая характеризовала итальянских политиков на протяжении 1970-х, привела к развитию Nuclei Armati Rivoluzionari (Вооружённых революционных ячеек), и можно было видеть на улицах демонстрантов, несущих плакаты с одновременным превознесением Гитлера и Мао. Многие участники НФ были вдохновлены также Отто Штрассером, бывшим членом Национал-социалистической рабочей партии Германии, который противостоял Гитлеру по причине предательства последним многих социалистических принципов НСДАП. Итак, для НФ это была новая эра революционной политики – та, в которой границы «левого» и «правого» оказались полностью отброшены и переопределены.
В 1980 британский НФ начал публиковать серию революционных журналов, озаглавленную «Восстание: буклет для политического солдата», обстоятельные статьи которой были посвящены близким по крови идеям политической жертвы и борьбы. Между тем памфлет Дерека Холланда «Политический солдат» вдохновлял уже следующее поколение новых активистов и был создан под сильным влиянием итальянского философа Юлиуса Эволы. Около 1986 года НФ заявил о проведении окончательной очистки своих рядов от «тори» и «реакционеров», а также, к великому разочарованию традиционных левых, вскоре был скреплён альянс с чёрными сепаратистскими организациями вроде «Нации ислама» Луиса Фаррахана, и привлечена «третьепутистская» позиция Ирана Хомейни. Действительно, в то время как работы Беллока и Честертона были использованы НФ для обеспечения уникальной экономической платформы, организация также пропагандировала «Народную власть», интересную социально-политическую теорию, согласно которой структура британского общества могла бы сделаться настолько децентрализованной, что стала бы подобна Ливии полковника Каддафи. Не искусственные, но с позиций, установленных улицей, районные и региональные комитеты, через которые влияние может решающим образом распространяться с низового уровня. Это, конечно, абсолютно контрастировало с присущей НФ в прошлом зависимостью от избирательной системы голосования. В благоговении по отношению к своему ливийскому двойнику НФ теперь распространял копии «Зелёной книги» Каддафи и восторженно скандировал мантру «нет представительства вне участия». Как следствие, таким образом, неприятие НФ системы голосования с неизбежностью определило его допуск на революционную территорию внепарламентской политики. Движение продолжало выражать поддержку региональной независимости, европейской солидарности, абсолютному антирасизму и взаимодействию с чёрными и азиатскими общинами, находящимися в Англии.
То было захватывающее время для сторонников революционного национализма, однако личные конфликты, имеющие тенденцию распространяться на все сферы политики, в конце концов, развалили организацию на части в течение осени 1989 года. С одной стороны собрались последователи Дерека Холланда, Колина Тодда, Ника Гриффина и Роберто Фьоре, каждый из которых был вовлечён в продвижение нового деревенского проекта на севере Франции. С другой стороны были Патрик Харрингтон, Грэм Уильямсон и Дэвид Керр, которые верили, что управленческий центр организации должен оставаться на Британских островах. Холланд, Тодд, Гриффин и Фьоре отправились создавать Интернационал третьей позиции (ИТП), в то время как Харрингтон и оставшиеся сторонники НФ распустили движение в марте 1990 и основали «Третий путь». Но для тех, кто верил, будто революционный динамизм поздних 80-х может быть каким-то образом воспроизведён, это было концом, полным разочарования и уныния. «Третий путь», который выставлял себя в качестве «радикального центра», стал гораздо более консервативным в своей поддержке антифедерализма и кампании «сохранить фунт». ИТП, с другой стороны, пытался повлиять на традиционную католическую группу при Обществе святого Пия Х и, к ужасу подавляющего числа своих сторонников, взял катастрофический курс на реакционный фашизм. Таким образом, в то время как один сегмент старого НФ стал «респектабельным» и центристским, лидеры другого признали принципы Муссолини, Петена и Франко. Для ИТП неизбежный крах наступил в сентябре 1992.
К этому времени я был лично вовлечён в НФ – а в результате в ИТП, - с тех пор, как присоединился подростком в 1984. На протяжении всех этих лет я служил в качестве регионального организатора в сассекском НФ и в тонбридж-уэллсской ветви ИТП, публикуя журналы, такие как «Крестоносец Кента», «Суррейское действие», «Восточный легион» и «Католическое действие». Вместе с «Северным восходом» (публиковавшимся йоркширским и ланкаширским филиалами ИТП), эти издания содержали пять пятых литературной продукции организации. Когда ИТП фактически распался в 1992, все эти журналы лишились средств к существованию. Между тем, ИТП перешёл в Финальный конфликт, включающий в себя месиво из молодёжной культуры скинхедов и христианских фанатиков.
Крах произошёл по многим причинам, и, прежде всего потому, что ИТП отказался от внутренней кадровой структуры, которая способствовала достижению такого великолепного эффекта в период НФ. Связанный тем, что Дерек Холланд и некоторые другие покинули страну и были теперь совершенно не заинтересованы в борьбе Третьей позиции в Англии, Роберто Фьоре был атакован мной и многими другими по причине его вовлечённости в жёстко капиталистическое предприятие, которое управлялось из Центрального Лондона. Некоторые уходящие из ИТП активисты обвиняли также Холланда и Фьоре в краже многих тысяч фунтов, которые те инвестировали в земельную собственность, находившуюся во владении группы на севере Франции. Но наиболее решающим фактором из всех была, однако, возраставшая среди лидеров ИТП одержимость католицизмом и их постепенное нисхождение к реакционным водам неофашизма.
Из лоскутьев, оставшихся от ИТП, вышла новая независимая организация – Английское националистическое движение (АНД). Были предприняты очередные попытки вновь заявить о принципах Третьей позиции, и такие издания АНД, как «Крестоносец» и «Катализатор», подвергли атаке и Гитлера, и Муссолини, а следовать предпочитали примеру отечественных английских социалистов вроде Роберта Оуэна, Уильяма Коббета, Роберта Блэтчфорда и Уильяма Морриса. Этому сопутствовали призывы к оружию. АНД также проводило кампанию против тред-юнионов, защищая раздробление Британских островов на семь отдельных стран: Англию, Шотландию, Уэльс, Ольстер, Ирландию, Маннин (Остров Мэн) и Керноу (Корнуолл). Тем временем их издательство «Райзинг пресс» распространяло буклеты и памфлеты, охватывавшие весь спектр проблем, включая работы Отто и Грегора Штрассеров, Корнелиу Кодряну и полковника Каддафи.
В 1998 АНД изменило своё название на «Национальную революционную фракцию» и начало ещё интенсивнее призывать к вооружённому восстанию против британского государства. Серии обстоятельных памфлетов и внутренних бюллетеней были распространены среди националистов в глубь и ширь страны, и содержали призывы положить конец одержимости Британской национальной партии (БНП) маршами и выборами. Восстановленная организация также укрепляла контакты с зарубежными группами единомышленников по Третьей позиции, такими как Nouvelle Resistance (Франция), Американский фронт, Спартак (Канада), Канадский фронт, Alternativa Europea (Испания), Национальная судьба (Новая Зеландия), Devenir (Бельгия), Rivolta (Италия), Свободные националисты (Германия) и Национал-большевистская партия (Россия). Национал-большевизм представляет собой концепцию, стремящуюся создать альянс между Востоком и Западом, и существующую уже в течение многих лет. Её ранними приверженцами были такие люди, как Мюллер ван ден Брук и Эрнст Юнгер, оба отчаянно пытавшиеся объединить Германию и Россию. Сегодня национал-большевизм главным образом ассоциируется с современным русским философом Александром Дугиным и становится одним из основных интересов НРФ, - не в последнюю очередь потому, что НРФ поддерживает создание децентрализованного евразийского блока в противовес американской гегемонии.
В последние годы НРФ отказалась от Третьей позиции и характеризует себя как Национал-анархистское движение. Иными словами, в то время как сторонники Третьей позиции преданы идее выйти за пределы капитализма и коммунизма, национал-анархисты делают один шаг вперёд в отношении завоевания действительности, фактически преступая границы самого понятия внешних пределов. Согласно знаменитому анархистскому философу Хаким Бею, писавшему в «Миллениуме» (1996): «Пять лет назад всё ещё была возможность занимать в мире третью позицию – то ли отказа в форме «ни то, ни другое», то ли лукавства, этого королевства за пределами диалектики». Он приходит к предположению, что: «Там, где нет второго, не может быть ни третьего, ни «ни того, ни другого». Так что выбор остаётся в силе: либо мы принимаем себя в качестве «последних людей», либо же мы утверждаем, что находимся в оппозиции». Это привело НРФ к превознесению анархистских мыслителей, таких как Бакунин и Прудон, а также к признанию негодной идеи государства и призывам к независимости замкнутых групп, «в которых национал-анархисты могут жить в согласии со своими собственными принципами и идеалами». Также национал-анархисты заявляют, что даже после распада капитализма они никак не надеются и не жаждут создания национальной инфраструктуры, веря, что близкие по духу и практичные люди должны создавать и содержать органичные общности согласно своим личным предпочтениям. Под этим, естественно, подразумевается, что, несмотря на то, что НРФ пока сохраняет присущее ей видение Природных Законов и расового сепаратизма, она больше не желает навязывать свои убеждения другим. Группа также вовлечена в экологическую агитацию, антикапиталистические демонстрации и в круги, занимающиеся освобождением животных.
Также НРФ находится под серьёзным влиянием Альтернативных Зелёных, - группы, возникшей в результате отставки Ричарда Ханта с должности редактора левой газеты «Зелёный анархист». Замечательный экономический анализ Хантом эксплуатации западным центром периферии стран третьего мира, а также его абсолютное неприятие разделения труда привели к открытому альянсу между Альтернативными Зелёными, НРФ, Nationale-Anarchie (немецких национал-анархистов), Уэссекскими регионалистами, Орифламмой (сторонниками возвращения к средневековью), Альбионом Пробуждённым (христианско-анархистская организация), Анархическим движением (находящимся под влиянием Юнгера и Эволы) и многих других небольших групп, каждая из которых твёрдо убеждена, что противники капитализма вопреки различиям должны прийти к единству ради обмена идеями и стратегиями. В мае 2000 эти элементы устроили первую Анархистскую еретическую ярмарку в Брайтоне, дав старт новой политической инициативе, названной «По ту сторону левоправого». Впоследствии это подверглось нападкам со стороны различных анархо-догматиков слева, включая Интернационал рабочих мира (ИРМ) и Антифашистское действие (АФД). Однако на сегодняшний день ни одна из этих организаций не попыталась объяснить, почему НРФ или её сторонники заслуживают эпитет «фашистское», или по какой причине они заслужили угрозы насилия или шантаж.
Учитывая, что такие идеологии, как национал-социализм, национальный коммунизм и национал-большевизм каждая по-своему совершали попытки совместить на вид несходные и несовместимые противоположности, появление национал-анархизма вообще представляется неизбежным. Но что, тем не менее, отличает НРФ от её подобий в пределах лево-правого спектра, так это тот факт, что она пытается сформировать синтез. В действительности «Синтез» - это название нового сетевого журнала, официально учреждённого Cercle de la Rose Noire, через который национал-революционные теоретики, эволаисты и известные экс-соратники по ныне почившему «Белому порядку Туле» (БПТ) продвигают трёхчастную стратегию «анархии», «оккультуры» и «метаполитики». Сайт сообщества - http://obsidian-blade.com/synthesis - представляет национал-анархистов с эзотерической точки зрения, и становится крупным контркультурным ресурсом, на котором легко доступны статьи, эссе, поэзия, интервью и обзоры.
Сходство между стратегией национал-анархизма и триадическим анализом великого немецкого философа Георга Фридриха Гегеля огромно. Гегель считал, что при столкновении с неэффективностью мысли или утверждения (тезиса) и его последующего отрицания (антитезиса) результатом становится ещё одно отрицание, по мере того как две первоначальные предпосылки объединяются и таким образом разрешаются на более высоком уровне (синтеза). После завершения данного процесса сам синтез может быть подвергнут отрицанию следующим антитезисом, и так до тех пор, пока возникший во втором случае синтез не начнёт весь процесс снова. Это возвращает нас к нашему длительному и повторяющемуся флирту с тринитаризмом. Рассматриваемый с данной точки зрения, национал-анархизм предстаёт в качестве следующего логического шага по направлению к возвышению духовного и интеллектуального самосознания человечества.


Перевод с английского по сетевой публикации
http://www.rosenoire.org/articles/transcending.php В.Ч