Отправлено: 03.11.18 19:51. Заголовок: ТЕОРИЯ МАКСИМА БОРОЗЕНЦА

Maxim Borozenec

Bндоевропейцы - потомки индоуральцев, с которыми они составляли единство в Свидерской культуре. Там ВСЕГДА что то было. Каждая культура - наследница предыдущей. Тем более индоевропейцы - продвинутые развитые люди, они не могли возникнуть на пустом месте.

Pападные академики даже глубже ПИЕ не идут, ностратику игнорят. Мой метод построен на внутриязыковом редукционизме в комбинации с межязыковым компаративизмом.

Я в своей работе не ставлю задачу реконструировать полноценный язык, но только СЛОВО - его устройство, логику его морфологии. А это все возможно. Живая морфология костенеет и уже замершая форма мигрирует из языка в язык. Вот вам пример - даже до сих пор в русском множественное число среднего рода схоже с единственным числом женского рода. Так вот древние греки так и делали абстрактные понятия

----------------

Maxim Borozenec
ОСНОВЫ БОРЕАЛЬНОЙ ЛИНГВИСТИКИ - 1

1. Моя теория «Бореального кода» опирается на методологию униформизма, являющейся подходом прежде всего в естественных науках. Униформизм (иначе: актуализм) исходит из принципа однообразия, по которому процессы, происходящие в прошлые эпохи, и явления, вызывавшиеся этими процессами, имеют много общего с современными. В приложении к лингвистике это можно сформулировать следующим образом: языки Евразии, в частности индоевропейские, не менялись фундаментально со времени своих изначальных стадий, все фонетические и лексические изменения до неузнаваемости являются только внешними, а структурно, морфологически, на уровне «сетевого протокола», они как подчинялись, так и подчиняются одним и тем же законам.

2. В индоевропеистике до сих пор коренятся разные мифы на уровне священного канона, которые тормозят более глубокое проникновение в прошлое языка. Один из таких мифов гласит: «В праиндоевропейском не было приставок». В праязыке, значит, не было, но как только древо стало пускать дочерние ветви, приставки вдруг появились абсолютно везде – вы не находите это странным? Что могло побудить ранних компаративистов прийти к такому умозаключению? Вместо того, чтобы сделать предположение о приставках на более ранних стадиях праязыка, которые в дальнейшем приросли к корню и стали его нечленимой частью, мы сплошь и рядом в этимологических языках встречаем подобное:
• ИЕ *hʷósth- > *hʷóstis «кость»: хет. ḫaštāi, лув. ḫāšša; грч. ostéon; ПИар. *Hástʰ-: скт. ásthi, авс. asti, крд. hestî, пер. ast, ostoxân; алб. asht, ahstë; арм. oskr; тох.В āy (мн.ч. āsta); вал. asgwrn, ais, asen, др-ирл. asna, ирл. easna; лат. os – НО! – ПСлв. *kostь: блр. косць, укр. кість, срб-хрв. kȍska «кость», kȍcka «игральная кость, кубик» > алб. kockë «кость, игральная кость». Вместо того, чтобы элементарно предположить, что праславянский имел префиксальное расширение *xk- «выступать, выделяться острым краем» к *hʷóstis (*xk-hʷóstis > *kostis), традиционные компаративисты утверждают, что «славянский когнат сюда не относится, так как изводится от другого корня».
• ИЕ *hap-, hapōh- > habōh- «река»: хет. ḫapа-; ПИар. *Hā́pš «вода»: скт. áp, авс. apō, āfš, крд. aw, пер. âb; скт. dvīpá-, авс. duuaēpa- «остров» (< «с водой по обе стороны», ср. рус. «остров» < «об-струя»); тох.АВ āp; арм. hawaṙi; ПИлр. *abnā: алб. amë «ручей, источник»; ПКлт. *abū, *abon-: брт. avon, вал. afon, др-ирл. aub, ab, ob, oub, ирл. abha, abhainn; ПИтл. *afnis: лат. amnis, оск. aapa, луз. abnis; прс. ape – НО! – лит. ùpė, лтш. upe «ручей, речка», прс. wupyan «облако». В лучшем случае компаративисты дают ремарку «необъяснимый вокализм», в худшем – опять-таки «иной корень». Вместе с тем, допуская в балтийских когнатах наличие древней приставки *xw- (ИЕ *haw-), обозначающей «растекание, распространение во все направления, раз-», что связано прежде всего с природой воды, все сразу встает на свои места – если у большинства индоевропейцев мы имеем «течение», то балты усугубили лексему в «рас-течение».

3. Таких примеров – масса. Но я пошел дальше. Проанализировав все известные индоевропейской компаративистике «биконсонантные корни», я пришел к выводу, что мы на самом деле имеем «биморфемные корни», так как каждый консонант сам по себе является семантически заряженной монадой и, по сути, морфемой, протокорнем. И согласно принципу униформизма, этот принцип спустя многие тысячелетия по-прежнему является фундаментальным во всех индоевропейских языках, где составное слово из двух (и более) корней – нормальное явление. Но если «пароход», «Lebensraum», «universum» для нас – очевидные двухкорневые конструкты, то обнаружить две морфемы в слове «боль» для нас не представляется правдоподобным. Между тем, «боль» этимологизируется как *ɣəb «об-, вокруг, полностью» + *ɣəl «рана, боль, гибель» > *ɣb-ɣəl > ИЕ *(hʷ)bʰ-hʷol > *bʰol. Распознать приставку «об-» в слове «обед» (об + еда, есть) куда легче, так как это уже сугубо славянский конструкт, тогда как слово «боль» - потомок конструкта бореального уровня. Позволю себе утверждать, что все начинающиеся с *bʰ- «биконсонантные» индоевропейские слова являются биморфемными конструктами с приросшей древней приставкой «об-». Конечно, более корректно было бы назвать это не приставкой, а корень 2, который редуцировался по отношению к корню 1 (вторая морфема), обладавшему опорной гласной с ударением. Но из этого анлаутного редуцированного корня и родились те самые приставки, продуктивно использовавшиеся во всех дочерних индоевропейских языках в течение всей их истории.

4. Отсюда следуют фундаментальные логические выводы, проясняющие истинную морфологию бореального праязыка и отвечающие практически на все открытые вопросы традиционной компаративистики. Об этом – продолжение следует :)

 Отправлено: 06.10.20 11:04. Заголовок: Maxim Borozenec чт..

Maxim Borozenec

что касается гуся, то я рассматриваю его не более как развитие корня утки: *hawi-nātih > *hanāts > *g-hants

 Отправлено: 29.10.20 17:42. Заголовок: Maxim Borozenec ПОЯС..

Maxim Borozenec
ПОЯСНЕНИЕ СРАВНИТЕЛЬНОГО МЕТОДА В ЛИНГВИСТИКЕ

Во вторник 27.10.20 я посетил филологический факультет Тартуского университета, где у меня состоялся 2-часовой доклад. Я постарался как можно более доходчиво изложить суть сравнительного метода, на котором построены все лингвистические реконструкции, и данная публикация, таким образом, основана на реальных событиях.
Сравнительно-историческое языкознание появилось после открытия европейцами санскрита. Ещё в XVI веке итальянский путешественник Филиппо Сассетти заметил сходство индийских слов с итальянскими и латинскими, однако научных выводов сделано не было. Начало сравнительно-историческому языкознанию было положено в XVIII веке англичанином Уильямом Джонсом, которому принадлежат следующие слова:
«Санскритский язык, какова бы ни была его древность, обладает удивительной структурой, более совершенной, чем греческий язык, более богатой, чем латинский, и более прекрасной, чем каждый из них, но носящей в себе настолько близкое родство с этими двумя языками как в корнях глаголов, так и в формах грамматики, что не могло быть порождено случайностью, родство настолько сильное, что ни один филолог, который занялся бы исследованием этих трех языков, не сможет не поверить тому, что они все произошли из одного общего источника, который, быть может, уже более не существует. Имеется аналогичное обоснование, хотя и не столь убедительное, предполагать, что и готский и кельтский языки, хотя и смешанные с совершенно различными наречиями, имели то же происхождение, что и санскрит.»
Это предположение Джонса легло в основу метода сравнения слов в разных языках, и этот метод со временем стал главным инструментом исторической лингвистики. Вкратце, сравнительный метод в исторической лингвистике представляет из себя технику изучения жизненного цикла языков путем сравнения лексем (слов), и в рамках слова – морфем (словообразовательных компонентов – корень, приставка, суффикс) и фонем (базовых звуков, гласных и согласных) в текстах из разных периодов данного языка (например, архаичная латынь > классическая латынь > вульгарная латынь). Это сравнение разных исторических пластов в рамках одного и того же языка называется «внутренняя реконструкция».
Этот же метод применяется и для сравнения более высоких уровней, например, между несколькими языками, происходящими от единого предка. В полученном анализе выявляются определенные характеристики, общие для всех исследуемых языков, и этот полученный результат тем самым должен соответствовать характеристикам языка-предка. Таким образом, на основании фактов живых или засвидетельствованных мертвых языков и осуществляется реконструкция праязыка.
Итак, основной целью сравнительного метода является выявление и анализ фонологических (звуковых) и семантических (смысловых) соответствий между двумя и более засвидетельствованными языками. Если эти соответствия не могут быть разумно объяснены как результат языковых контактов (заимствование, ареальное влияние и т.п.), и если эти соответствия многочисленны и систематичны, чтобы это можно было списать на банальное совпадение, то следует полагать, что таковые соответствия являются наследием от единого языка-предка.
Теперь посмотрим, что именно представляет из себя сравнительный метод на примере двух глаголов со значением «знать»: *wejd-/wojd- и *ǵnō-. Астериск (звёздочка) означает, что данная форма является результатом реконструкции, то есть она вероятно существовала на основании наличия уже производных форм. По сути, все слова любого протоязыка (и прото-индоевропейского в частности) являются реконструкциями, и потому все начинаются со звёздочки.
1. ИЕ *wejd- [вейд-] «видеть» > *wojde [войде-] «ведать»
Форма *wojde является перфектом (прошедшим временем) от глагола *wejd- «видеть». То есть, индоевропеец говорил «я знаю» буквально как «я увидел». Эта форма перфекта в качестве настоящего времени употреблялась повсеместно, и только в отдельных языках была преобразована в грамматический презенс (настоящее время) по аналогии с другими глаголами (например, рус. «ведаю» вместо «вѣде»).
В индоевропейском праязыке также был такой феномен как аблаут (апофония), что значит, что гласная в корне могла чередоваться для производства разных грамматических форм, как, например в русском – набрать, набирать, наберу, набор.
Подробнее тут – https://ru.wikipedia.org/wiki/Аблаут_в_праиндоевропейском_языке
Аблаут имел три ступени: нулевую, полную (е-ступень) и о-ступень. Так как в глаголе *wejd- мы имеем дифтонг, то в ступенях «е» и «о» полугласный j выступал в качестве согласного (*wejd-, *wojd-), а в нулевой степени – уже в роли гласного (*wid-)
· скт. (санскрит) vidati, vedate, vetti (< ved-ti). В индоиранских языках произошло слияние ИЕ гласных «а», «е», «о» в единый гласный «а», а ИЕ дифтонги (двойные гласные) стали монофтонгами (одинарными, простыми гласными), восстановив таким образом утраченные гласные. То есть, *wejd- и *wojd- дали индоиранское *wajd-, и уже в санскрите *wajd- дал ved-.
· грч. (древнегреческий) oîda. Древнегреческий является одним из проверочных языков в плане вокализма, так как гласные в этом языке сохранились практически в ИЕ первозданности. А вот все w в греческом исчезли.
· лат. (латинский) videō > vīdī.
· др-агл. (древнеанглийский) witan, weotan > агл. (английский) wit. Характерная особенность германских языков – передвижение согласных в сторону оглушения. В данном случае ИЕ *d дало ПГрм. (протогерманскую) *t.
Подробнее тут - https://ru.wikipedia.org/wiki/Закон_Гримма
· арм. (армянский) gitem. Армянский язык мутировал до такой степени, что его поначалу даже не считали индоевропейским. Как и в прагерманском, в армянском произошло передвижение согласных в сторону оглушения. А *w- в анлауте (начале слова) превратилось в g-. Тот же самый процесс происходил в кельтских языках – в бриттских (валлийский, бретонский, корнский) ИЕ *w- дало gw-, а в гойдельских (ирландский, гэльский, мэнский) превратилось в f-. Еще одна черта, общая для армянского и кельтский – исчезновение ИЕ *p [п]. Конечно же, звук [п] присутствует в этих языках, но его происхождение – совсем не от прото-индоевропейского *p [п].
· др-рус. вѣдѣти > рус. ведать. Аналогично санскриту, все славянские языки упростили ИЕ дифтонги до монофтонга.
Подробнее тут - https://ru.wikipedia.org/wiki/Монофтонгизация_дифтонгов_в_праславянском_языке
2. *ǵnō- [гьноо]«знать»
· грч. gignṓskō, gnôsis
· лат. (g)nōscō
· др-агл. cnāwan > агл. know
· скт. jñāti
· лит. žinoti
· др-рус. знати > рус. знать
Если мы сравним подгруппы 1. (древнегреческий, латынь, древнеанглийский) и 2. (санскрит, литовский, русский), то мы заметим, что в первой подгруппе начальный звук глагола *ǵnō- представляет из себя твердый задненебный звук [г] (в германских – опять тот же сдвиг в сторону глухости, ИЕ *g > *k), тогда как в подгруппе 2. этот звук уже подвергся мутации: в санскрите мы имеем [дж], в литовском – [ж], в русском – [з].
Чтобы объяснить этот феномен, для ИЕ праязыка предполагается ряд так называемых «палатальных задненебных согласных», то есть ИЕ *ǵ представляла из себя смягченную форму *g, что характерно для русского языка, где любой согласный звук имеет палатальную пару (в данном случае: «г» и «гь»). В западной части ИЕ континуума среди дочерних языков палатальные звуки утратили свою смягченность и слились с обычными твердыми задненебными, в то время как в восточной части произошел противоположный процесс: палатальные мутировали в свистящие и шипящие. Этот раздел называется «Кентум и Сатем», подробнее тут:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Изоглосса_кентум_—_сатем

 Отправлено: 28.01.21 02:21. Заголовок: Maxim Borozenec я ..

Maxim Borozenec

я считаю, что любой язык проходит более-менее одинаковый цикл:
изолирующий > агглютинативный > флективный > аналитический > изолирующий (это грубая схема, но принцип ясен). Английский все больше движется к уровню китайского, а вот древний предок китайского наверняка был под стать праиндоевропейскому.

каждый язык живет в своём времени, одни мутируют стихийно, другие будто замерли навсегда. Но даже звёзды стареют и умирают. Нет ничего неизменного в этом мире.

 Отправлено: 28.01.21 16:02. Заголовок: Maxim Borozenec ВОРО..

Maxim Borozenec
ВОРОНЬЯ ВОРОЖБА

В индоевропейских названиях птиц, производных от корня *hawi-, обращают на себя внимание композиты, образованные от слияния *hawi- (женский род, на основе более древнего коллективного числа, ср. рус. «птица» как одновременно одна особь и как совокупность птиц) с указательными местоимениями *sā «сия, эта» и *tā «та». Между делом замечу, что, по моему мнению, эти указательные местоимения произошли от единого корня *t- cо следующим развитием:
· *t- + *j (маркер приближенности, уточнения, концентрации на объекте) > *tjos, tjā и через ассибиляцию дентального > *sos, *sā
· *t- + *w (маркер удаленности, обобщения, абстракции) > *twos, *twā и через упрощение > *tos, *tā
Очевидно, что композиты на основе эпитетов «птица ся» (*hawisā) и «птица та» (*hawitā)носят табуистический характер. И также очевидно, что именно эти «маскировки» на какой-то стадии индоевропейского языка практически затмили исконные названия определенных птиц. Каковы были эти «исконные» названия птиц – мы можем теперь только догадываться. Вообще, все названия животных – это капустный кочан метафор, эпитетов и прозвищ, и какое из этих названий «исконное» и «истинное» - ответить в принципе невозможно.
Самое интересное, что «птица ся» и «птица та» были закреплены за определенными классами птиц, и это разделение всегда четко соблюдалось – мне не удалось найти ни одного примера, где то или иное название птицы вдруг переходило из одного класса в другой. А классы были такими:
· *hawisā определяло корвидов (не путать с ковидом!) – ворон, воронов, сорок, соек и т.п. И по аналогии в этот класс также включались водные птицы, так или иначе напоминающие «сухопутных» ворон и четко отличающиеся от утиных: чайки, бакланы, кайры, и т.п. В данном случае табуизация была вызвана прежде всего мистическими практиками, связанными с врановыми, и уже простонародными суевериями. В отношении «водных ворон» и утиных также имела место дихотомия «несъедобная птица» / «съедобная птица» (ср. например такую птицу как поганка – на вид вроде как из сем. утиных, но с противным вкусом мяса, за что и получила такое русское прозвище).
· *hawitā определяло промысловых птиц – утиных, голубиных, курообразных, дроф и т.п. Здесь табуизация имеет очевидные охотничьи причины.
Дихотомию «птица сия» и «птица та» можно также понимать как «птица особенная» (сакральная) и «птица прочая» (профанная). Врановые действительно воспринимались как особенные птицы, связанные с потусторонним миром, и потому занимающие центральное место в практике «ворожбы» (я считаю, что это русское слово происходит от «ворон»), то есть «гадания по птицам» (лат. ауспиции «птицесозерцания»). Все древнейшие источники по вопросу ауспиций – анатолийские, индийские, древнегреческие и пр. – свидетельствуют о том, что эта сакральная практика существовала задолго до данной культуры, а значит, восходит как минимум к эпохе ИЕ общности. Ауспиции в Древнем Риме, например, подразделялись на «созерцание полета» (хищные птицы – орел, гриф и тп.) и на «внимание голосу» (ворон, ворона, а также сова, курица). Ворон, ворона, а также сорока вещали о будущем, и чаще всего были связаны с негативными пророчествами, которые быстро просачивались в профанные массы и обрастали фольклорным суеверием. Так, например, известная английская считалка считается одной из иллюстраций такого суеверия, где подсчет сорок знаменует либо удачу, либо несчастье:
One for sorrow,
Two for joy,
Three for a girl,
Four for a boy,
Five for silver,
Six for gold,
Seven for a secret never to be told.
Итак, следующие несколько публикаций будут посвящены врановым и их водным аналогам. Отмечу, что другой, более знакомый нам вороний корень *wor(u)nos имеет совершенно иное происхождение, скорее всего от *horu-, *hori-, что роднит врановых с орлами-соколами, по-видимому, по принципу хищности, но этим корнем я пока всерьез не занимался.
Сейчас же рассмотрим дериваты от *hawisā:
> a. ОИЕ *hawisā > *hwisā
Отмечу, что ИЕ *s отличается беглостью и легко мутирует. Я даже не уверен, какие *s в ИЕ реконструкциях исконны (и есть ли они вообще?), а какие – результат ассибиляции дентальных. В латинском и германском, например, *s в определенных позициях переходит в *r (*s > *z > *r). В греческом, армянском и кельтском *s в определенных позициях пропадает (*s > *h > 0). В индоарийских, балтских и славянских действует так называемый «закон РУКИ» (закон Педерсена), там С переходит в Х и Ш, подробнее тут - https://ru.wikipedia.org/wiki/Закон_Педерсена
· ПАнт. *hwisā: хет. husa- «птица для предсказаний». Пухвел не дает никакой этимологии, только замечает, что ”Recalls Akk. husū (a kind of owl)”. Не могу ничего сказать об аккадской этимологии, но ИЕ происхождение для меня очевидно. Даже если это слово и означало какую-то сову, она находится в одном ряду с врановыми в контексте ворожбы (ср. скт. pīyu «сова; ворона»). Морфологически падение i можно представить так: *huwisa > *hujsa > *husa.
· ПИИр. ? *Hwișā > *Hwajas «птичья стая, вороньё» > *Hwajasaș: скт. vayas, vāyasa «ворона; птица». В индоарийских произошло преобразование *hawisā в *Hwajas среднего рода («вороньё»), и далее – в *Hwajasaș, с вторичной адаптацией элемента -sa-, уже мужского рода, аналогично перемоделированию ИЕ *hawis в *Hwaj-. Форма vāyasa, таким образом, значит буквально «принадлежащий к воронью, член вороньей стаи».
· ПКлт. *wisā̆-kkos: вал. gwyach «поганка»; др-ирл. fíach, fiach «ворон» > ирл. fiach, мэн. feeagh. Матасович в своем этимологическом словаре кельтских языков (2009) приходит к заключению, что ”…words have been borrowed from some unknown non-IE language”, хотя деривация от *hwisā очевидна. Наличие валлийского значения «поганка» рядом с ирландским «ворон» наглядно показывает общее семантическое поле корвидов и «водных ворон».
> b. *hawsjā > *hōsjā > *hosi-k-(k)-(n)-, *hoski-(k)-(n)-, *hoskʲ-(k)-(n)-
Вполне вероятно, что формант *-k- является не привативным суффиксом, но частью корня, означавшего птичий голос, пение: *kak- (ср. скт. kāka «ворона»), *kan- (ср. лат. canō «петь»), *kakan-, *kukan- (? грч. kúknos «лебедь»). На это также указывает кельтский ворон из предыдущего параграфа: гемината *-kk- не может быть просто привативным суффиксом, но рудиментом корня *kVk(n)-. Или же комбинацией суффиксов *-k- и *-n-, но это менее вероятно. Далее, скорее всего, формы *hōsjā вообще не существовало, и упрощение дифтонга «aw» сразу в краткое «о» произошло уже в композите «вороно-крик», где первая часть композита оказалась в слабом, безударном положении, и потому естественным образом была подвержена «сглаживанию».
· ПЭлн. ? *ojhā-n- > *оjhōn «? ворон» > *ojhōnós «? вороний [знак, пророчество]»: грч. oiōnós «птица для предсказаний; пророчество, знамение; большая птица, хищная птица». Это слово было подвержено неоднократному анализу, были предложены разные этимологии, ни одна из которых не считается вполне удовлетворительной. Большая часть из них сходится в том, что основой слово следует считать птичий корень *hawis, но как объяснить странный вокализм и морфологию – консенсуса не было и нет. Бекес в своем этимологическом словаре древнегреческого (2010) высказывает мейнстримную идею, что корень *hawis (*h₂éwis) является тут в О-степени: *howis (*h₂ówis), но мне эта идея кажется сомнительной, так как такой вариант сам по себе нигде не засвидетельствован и вообще вряд ли возможен, потому как слово не является производным от глагола. Долгое «о» в суффиксе сравнивается c huiōnós «внук» от huiós «сын», и вот тут уже начинает проясняться морфология: долгое «о» тут возникло, по всей видимости, как результат редупликации, а точнее – композита «сын [от] сына» + обычный привативный суффикс: *suj-suj-anos > *hujju-anos > *hujawnos > *hujōnós. Точно такая же модель применима и к oiōnós: ? *ojhā-ohi-nos > *ojhō(hi)nos. Но меня такая редупликация немного смущает: если во «внуке» она семантически мотивирована, то тут я такой мотивированности не вижу. Я считаю, что второй элемент композитного слова oiōnós – это слово *hṓws «ухо; слышать, слушать», и получается преформа *ojh-ō(h)-nos. Такое решение поддерживается двумя аргументами: 1. У нас сразу долгое «о» (нет надобности в стяжении) и нет никакого «и» (нет надобности в синкопе), 2. Идеальная семантика – «ворон-слушающий», что точно описывает ворожея. Морфологическую параллель можно найти в славянском слове *v(o)lъxvъ «волхв», которое не имеет однозначной этимологии, и представляется мне композитом *w(o)l- «птица» + *owș/*uș «ухо». Есть еще вариант *wel- «видеть, ясновидеть» (ср. др-ирл. fili «поэт, пророк») + ușjā «ворона, птица», но этот вариант мне нравится намного меньше: в славянских не засвидетельствован корень *wel- с таким значением; во второй части композита нет следа «ь/и» (в производном слове *vlъśьbà «волшба, волшебство» это уже часть суффикса – ср. свад-ьба, бор-ьба). Наконец, более ранний мой вариант для oiōnós, оставленный мною в заглавии – это ИЕ *hosjā-nos > ПЭлн. *ojhā-nos > перемоделирование в Н-основу *ojhṓn (аналогично aēdṓn «соловей») > вторичная привативная деривация *ojhōnós. Этот вариант менее приемлем – как озвучено мной в преамбуле параграфа, ослабление *hawsi- в *hosi- состоялось, скорее всего, в безударной части композита – а тут нет композита.
· ПИИр. ? *(Ha)sɕ-(a)kuna- > *śakuna-: скт. śakuna «пророчество, знамение; вид птицы для предсказаний». Это санскритское слово не имеет однозначной этимологии, и удивительно тем, что семантически оно тождественно греческому когнату, а по составляющим буквам – латинскому. Я также обдумывал вариант *Hwișā-kuna- c выпадением *Hwi- как ложной приставки, но я не вижу, как ș в такой позиции могло бы мутировать в ś. Поэтому я считаю, что в санскритском слове последовательность звуков аналогична латинской (с характерным выпадением начального безударного гласного): ИЕ *hoskʲā̆-kun- > ПИИр. *(Ha)sɕakuna- > *śakuna-
· ПИтл. 1. ? *ozi-kan- > *oskin-: лат. oscen ~ oscinis «птица для предсказаний по ее голосу (ворон, ворона, сова)». Слово не может иметь просто *hawis в анлауте, так как в такой позиции дифтонг везде сохранен: augur, auspicium. Это понимали и этимологи, предлагая такое решение: ops- «перед [мной]» +‎ -cen «петь». С «петь» я согласен, но только не с *ops.
2. ? *osk(n)i-min (или ? *ozmin- < *ozi-mn-): лат. osmen > ōmen «знамение». Это слово претерпело много этимологий, но ни одна, насколько мне известно, не пыталась связать omen с oscen. Такое решение мне кажется наиболее правдоподобным.
Это только прямые когнаты от предполагаемого композита, что я на данный момент имею. Я уверен, что в ИЕ диалектах разбросана еще масса дериватов от *skjā-, *skʲā- (от *hoskjā-, *hoskʲā- c падением анлаутной гласной), которые воспринимаются как иные корни с С-мобилем. Такими, навскидку, могут быть:
· *skā- + ? *kʷas-l- «кашлять» > ПКлт. *skāxslom «вороной выкашлянное > проклятие > исчадие, бес»: др-ирл. scál, др-вал. yscawl; + то ли заимствование из кельтского, то ли аналогичный грм. конструкт в гот. skōhsl
· *sk(j)ā- + ? *elawit- «печальная песнь, сказ» > ПГрм. *sk(j)ōldą «поэт, скальд», *skeldaną «объявлять; обвинять, проклинать»
Наконец, имеется подозрение, что корень *hosi-k-, *hoski- спрятан в глаголе *hojskā-ti «искать, просить», семантика которого может быть профанным развитием ворожбы. Этот глагол обычно реконструируется как *hаjskā-ti на основании лат. aeruscō «нищенствовать», но морфология этого слова не вписывается в преформу, это может быть композит *ajz-os(i)kā-ti, вторая часть которого вполне подтверждает гипотезу. Более того, это может быть тот самый композит с «ухом» (лат. auris «ухо» < *awzis): *awzi-os(i)kā-ti > с метатезой *ajzu-os(i)kā-ti. Также вероятно, что мы имеем контаминацию глаголов *hojskā-ti «гадать > искать, вопрошать > просить» и *hаjs-sketi «требовать, желать > просить». Сравните два различных армянских глагола, которые традиционно сводятся к единому корню: aycʿ «посещать, исследовать, наблюдать» и haycʿ «требовать».

 Отправлено: 08.02.21 22:25. Заголовок: Maxim Borozenec Нас..

Maxim Borozenec

Насчёт «1 понятие = 1 слово». Я в англоязычных группах периодически встречаю фриков, которые доводят этот тезис до абсурда. Например, они берут все реконструированные корни для слова «чёрный» и лепят из них единую химеру - «протокорень», который якобы распался на засвидетельствованные ИЕ корни. То есть, ИЕ *melnos, *kwrsnos, *bhlagos должны якобы получиться из **mbhkwelgnos или что-то в этом роде.
Это просто идиотизм. До них не доходит, что нет и не может быть в праязыке слова, обозначающего такое абстрактное понятие как цвет без референции к конкретному. А таких конкретных точек происхождения может быть несколько. Например, «чёрный» объединяет в себе:
- землистый, грязный > чёрный
- горелый, обожженный > чёрный
- ночной, лишенный света, темный > чёрный
- вороной, цвета чёрной птицы > чёрный.
И так далее.
И это я дал описание очевидного абстрактного понятия. А что, если конкретное понятие унаследовало абстрактный эпитет, смысл которого уже затерся и прочно прилип к данному феномену? Уверен, что язык по своей сути таков, как сказал Ницше: «Язык - это кладбище метафор».

 Отправлено: 02.03.21 00:17. Заголовок: Перенос лошади на со..

цитата:

Лошади на американском континенте вымерли ~ 15.000 лет назад и вновь появились лишь в 16 в. В языках аборигенов для названия лошади используются разные слова: как заимствования из испанского или французского, так собственные описательные названия (большой олень, животное с одним ногтем на ноге и т.п.). Но самое необычное название в языке лакота — «волшебная собака».

Перенос лошади на собаку аналогичен процессу в ПИЕ: *pik’wōn «пёс» и *pjek’u «скот», *’ek’wos «конь»

 Отправлено: 02.03.21 00:31. Заголовок: Maxim Borozenec ЯЗЫК..

Maxim Borozenec
ЯЗЫКОВЫЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ

Я уже неоднократно писал о том, что заимствование какого-либо объекта/феномена в культуру совершенно не означает автоматическое заимствование и его названия. Более естественен иной подход - язык и сознание стремятся вписать новое в свое родную матрицу. Возьмем для примера то, как встретили в Старом Свете заморский корнеплод Solanum tuberosum:
в первую очередь иноземный феномен получает либо родное слово, по аналогии перенесенное с родного феномена на иноземный (ср. белорусское бульба или хинди alu "изначально - любой корнеплод, клубень"), либо неологизм, состоящий из родных слов (ср. польское ziemniak, фрц. pomme de terre "яблоко земли").
во вторую очередь иноземный феномен заимствует также иноземное название, но искажает его под свой язык (итл. tartufo, tartufolo «трюфель» приходит в немецкий как Tartuffel, и уже через польский попадает в рус. как картоха, картошка, и укр. картопля)
иноземный феномен заимствуется в комплекте с иноземным названием (агл. potato) - и это наименее распространенный метод.
Разумеется, совсем иная история в заимствовании технологий и узкоспециальных понятий религии, науки и т.п. Как в далеком прошлом арийские названия оси колесницы, втулки, дышла и прочих транспортных технологий заимствовались напрямую в языки, так и сегодня та же ситуация с отраслью компьютера и интернета.

 Отправлено: 19.09.21 15:30. Заголовок: Maxim Borozenec нап..

Maxim Borozenec

например, «ебать» происходит из двух корней *Hoj «соединяться» и *Hobh «набухать, расти». То есть «соединение двух элементов ради нового роста, начала (зачатия)». По сути, это прекрасный поэтический образ, и многие языки использовали этот композит *Hojbh-/*Hjebh- для обозначения заката солнца (солнце соединяется с землей, зачиная новый день). А до нас это слово дошло исключительно как постыдный мат.
И так практически с каждым словом.